Книга Шрам - Элис Бродвей

давно».

При свете настольной лампы я устраиваюсь на кровати, поджав ноги, и открываю блокнот Мел. Сглатываю слёзы и нежно касаюсь гладких страниц кончиками пальцев, прежде чем собираюсь с силами провести первую линию. Мне надо подумать. А когда я рисую, думается лучше всего. Прокручивая в голове новую историю о сёстрах, которую записала Мел, я набрасываю иллюстрации. Вот сёстры сидят рядом, и фрагменты их историй возникают один за другим, как в странном танце.

Сначала образы сталкиваются, звучат диссонансом, как разные мнения и противоположные взгляды на одни и те же события. На левой половине страницы – отец улыбается и трогательно взмахивает рукой в такт песне, которую поёт дочь. На другой половине – ужасный монстр неистово рычит над дрожащей всем телом девочкой. Чем дольше я думаю и рисую, тем больше возникает гармонии в образах на белых листах блокнота. Вот домик в лесу под сенью высоких деревьев, торчащие во все стороны ветви постепенно тянутся друг к другу, сплетаются в покрывало, в карандашных росчерках угадываются длинные локоны, волна за волной свитые в косы.

«Если плакат на площади лжёт в одном, то разве не может он лгать и в другом? Что, если Мел жива? Да, мэр Лонгсайт и Джек Минноу предпочли бы видеть рассказчицу мёртвой, и у них на то найдётся тысяча причин. Мел долгие годы пользовалась их доверием как равная. Рассказчица слишком много знает и о мэре, и о его помощнике, ей известны все их секреты. Конечно, они без колебаний заставили бы её замолчать. Однако, пока я не увижу тело или книгу из кожи рассказчицы, ничто не убедит меня в её смерти. Впрочем, строго говоря, у меня нет причин менять планы: будь Мел на том свете или на этом, она предпочла бы видеть, как я сражаюсь».

Вытирая мокрые от слёз щёки, я на цыпочках крадусь вниз, за сумкой. Потом так же осторожно проскальзываю в мамину спальню и кладу папину книгу на подушку. Пусть, открыв глаза, мама сразу же её увидит.

Глава тридцать третья

Мне снится, что я распутываю клубок шерстяных ниток.

Мне снится, что я выбираю единственный верный ключ из тысячи подобных.

Мне снится, что я отделяю крупинки сахара от соли.

Мне снится, что я растапливаю лёд и замораживаю воду.

Мне снится человек, ставший Богом, а потом снова превратившийся в человека, и так раз за разом.

* * *

Я просыпаюсь в предрассветных сумерках, точно зная, что делать. Всё из-за того, что правила изменились, а я всё та же. Я играю в другую игру. Глупо пытаться предугадать шаги мэра Лонгсайта, основываясь на том, каким он был раньше, когда власть означала для него превосходство во всём. Тогда мэр воплощал в себе силу, мудрость, всё самое лучшее. И его целью – что вполне логично – было уничтожение пустых. Разве это не отличный способ доказать силу и объявить о своих намерениях?

Однако теперь Лонгсайт стал другим. Он очень изменился, когда «воскрес» из мёртвых. Обновлённый Лонгсайт видит силу в чистоте души и держит ключ от двери к такому благоденствию. Он объявил себя единственным посредником между миром греха и миром чистоты и обещает неоспоримую реальность – вечное бытие.

И пусть я сомневаюсь в чудесах – воскресении Лонгсайта и его удивительном желании брать на себя метки преступников, – главное, что в них верит Лонгсайт. А более истово верующего, чем наш мэр, я не встречала. Он верит в себя даже сильнее, чем его придворный льстец Минноу.

К тому же у меня есть секрет, туз в рукаве: я знаю правду о Джеке Минноу. И я готова поднять ставки.

* * *

Себ, заглянувший к нам на другой день, сурово спрашивает:

– Что ты сделала с Мел?

– Себ, клянусь, я её пальцем не тронула. Мы с Мел друзья… были… друзья.

– Верити говорит, что тебе до друзей нет дела, – бесстрастно произносит Себ, раскладывая на столе принесённые продукты. – И ты думаешь только о себе.

Я изо всех сил сдерживаю слёзы, но Себ, заглянув мне в глаза, заключает меня в крепкие объятия.

– Верити тоже часто плачет, – произносит он. – Леора, мы друзья. Поэтому я вам и помогаю.

– Ты самый лучший друг на свете, Себ. Я очень постараюсь всё исправить.

Себ смахивает с моей щеки слезинку.

«Что, если передать с ним записку для Верити? Нет, слишком рискованно, опасно».

Наверное, по моему лицу действительно легко читать мысли, потому что Себ, явно что-то заметив, тут же спрашивает:

– Что ты придумала?

– Ты ведь умеешь передавать записки?

– Конечно, особенно тайные. – Себ гордо улыбается. – Никто не верит, что у меня могут быть секреты.

Не удержавшись, я фыркаю от смеха:

– Если я попрошу тебя передать кое-что одному человеку, ты справишься? Это не обязательно. Если не можешь, просто откажись, я не обижусь.

Поразмыслив, Себ с улыбкой уточняет:

– Кому надо что-то передать?

– Ты знаешь Карла Новака? – Себ кивает. – Сможешь отдать ему записку?

– Конечно, это просто, – отвечает Себ. – Каждое утро по дороге на работу он заходит в булочную.

– Так, значит, сделаешь?

– Завтра. Не беспокойся. Можешь на меня положиться.

Записка, которую я составляю для Карла, не требует ответа. Остаётся надеяться, что моему бывшему однокласснику можно доверять. Хотя у меня всё равно нет выбора.

Глава тридцать четвёртая

Раннее утро. Солнце уже встало, но ветер прохладный, и я плотнее кутаюсь в шаль, чтобы согреться и получше спрятать лицо. Я попросила Карла о встрече возле бывшей студии Обеля, и теперь, дрожа в проулке, очень надеюсь, что он придёт.

Долго ждать не приходится. Когда Карл выходит из-за угла и останавливается в конце улочки тёмным силуэтом, я сразу вспоминаю наш первый день в студии. В тот раз меня буквально скрутило от разочарования, а сейчас я готова броситься Карлу на шею.

Он молча коротко кивает, и я иду за ним.

– Ты в своём уме? – спрашивает Карл, увлекая меня к боковому входу в здание правительства. – Тебя разыскивают за убийство. Идти прямиком к тому, от кого тебе следовало бы скрываться, по меньшей мере глупо.

– Знаю. Это правда глупо. Но мне почему-то кажется, что это единственный способ выяснить, что происходит, и всё изменить. – Светлые волосы Карла зализаны назад чрезвычайно аккуратно. Из Новака получился отличный сотрудник правительства, он и на вид похож на честного помощника мэра. Глядя на него, трудно вообразить, что передо мной друг вóронов. Придётся поверить, а если Карл и не оправдает моего доверия, то мне всего-то нужно оказаться