Книга Одесская сага. Троеточие… - Юлия Артюхович (Верба)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И чего поперся? Ясно ведь было, что помощью артельщика, штатного комитетского стукача, ему не воспользоваться – Ванька просто кожей чувствовал опасность, исходящую от это скользкого человечка.
Немного денег к следующему заходу плавбазы в порт Ивану все же удалось раздобыть – пришлось продать все бутылки с виски, ромом и джином, полученные в счет оплаты за ножи от офицерского состава с разных посудин. У него в каюте этих бутылок разного размера скопилось довольно приличное количество – он рассчитывал удивить родню широтой размаха, накрыв шикарный стол по приходе, но мечту пока пришлось отложить в дальний ящик. Но много на спиртном не выручишь – во-первых, «сухой закон» и все боятся стукачей, а во-вторых, у экипажа фактически не было денег, так что брал сколько предлагали, а не сколько хотелось ему. И даже думать себе запретил, сколько та или иная бутылка стоит в Одессе.
Следующий заход в Сингапур наполнил пустоты и нычки самыми дешевыми дубленками и товарами из припортовых лавчонок с надписью на русском «Все по доллару и ниже».
Вечером того же дня, чтобы закрыть торцы с обеих сторон, Ваня прикрутил к длиннющей трубе два поворота на 180 градусов, которые на местном сленге называли «загибонами». Получилось эффективно и без лишних затрат. Из-за мелких сеток внутри этих загибонов закладка просто физически не могла выпасть из «захоронки», и просто рассмотреть ее, не демонтировав «загибон» (а это 16 гаек с каждой стороны), было очень сложно.
Для верности Ваня залил каждую гайку краской и сложил трубопровод на полку с пометкой «В ремонт».
Теперь оставалось дождаться возвращения в Одессу. Была, правда, иная опасность – ремонтники без него часто тащили трубы со стеллажей, но вероятность этого была очень мала – обычно они брали что-то с полки «Новые» или с полки «Отремонтированные». Хотя вероятность ошибки нельзя было исключить. Потому Иван, хоть и накидал сверху на свою «захоронку» как можно больше старых грязных железяк, каждый день в течение трех месяцев до завершения рейса проверял, все ли на месте.
Относительно спокойно завершив переход до Одессы, всю ночь перед заходом в порт Иван не спал. Он все репетировал для таможенников и пограничников безразличный взгляд, чуть замедленную речь – дескать, устал рабочий человек, об отдыхе мечтает…
Досмотр прошел на удивление спокойно, никто никого не щемил, не снимались листы декора и обшивки со стен в каютах и служебных помещениях, не поднимались огромные листы напольных плит в машинном и никто не тыкал длиннющими щупами и зондами в трюмы и танки с ГСМ. Такое впечатление, что кровожадные инстинкты таможни были удовлетворены в прошлый заход.
«Захоронку» Вани никто не искал, даже в кладовку никто не заглянул. Посмотрели чемоданы, рундук, постучали по стенам каюты и ушли.
Обессиленый Ванька сел на койку и наконец выдохнул. Осталось самое хлопотное – вынуть товар, упаковать и утром вынести на берег.
Глубокой ночью, когда все, кто мог, сошел на берег и только грузчики перекрикивались, поднимая из трюмов контейнеры с продукцией и загружая их в вагоны, Иван тихо прошел к себе в кладовку и приступил к заключительной части операции.
Вот за этим занятием и застукал его стармех команды рефрижераторщиков, он же Дед. И деваться было некуда: Ваня как раз потихоньку вытягивал из трубы самый главный трофей – рулон ткани с люрексом.
– Ну вот, теперь понятно, почему труба с пометкой серой краской лежит на полке «Ремонт», – прогудел Дед насмешливо, и Ванька моментально понял, на чем он прокололся: по их договору, механики места повреждений отмечали красной краской. Он же после устранения проблемы места сварки помечал серой краской, но никогда не занимался обратной сборкой, по давней морской традиции считая, что крутить гайки – не царское дело, и уж тем более никто не заливал гайки краской со всех сторон.
– А в чем дело? Что вам надо? – пошел в атаку Беззуб. Терять ему уже было нечего. – Как все, так и я, и вообще!
– Не ори, пломбы простудишь, – веско прогудел Дед. – Мне до твоего товару дела нет – твои барыши. А вот задумка годная, давно обмозговываю что-то подобное, поговорим в следующем рейсе.
И добавил, уходя: – Ткань рулоном не носи, больно приметная форма. Размотай и сложи в чемодан, не светись.
– А что такое, имею право, меня таможня проверяла, – с вызовом снова начал Иван.
– Угу, а вот товарищи общественники так не думают, – послышалось из коридора. – Делай, что сказано, будешь пьян, сыт и нос в табаке, как мой батя говорил…
Пережитый испуг чуть не сыграл с Иваном злую шутку – выброс адреналина так и подстегивал сделать все вопреки советам Деда, но опыт прошлых лет быстро загасил гормональную вспышку.
Выход в город был отложен на полтора часа – оказалось, что это в рулоне люрекс послушен и покладист, а вот в стопку в маленькой каюте его сложить ой как трудно, тем более одному. И в чемодан его так просто не утолчешь, и плотно связать нечем. В общем, не готов оказался Иван к таким испытаниям. Но любая работа всегда приходит к концу, и укрощенный люрекс был помещен в чемодан, еще и место для джинсы́ осталось. Так что еще всего два визита на борт – по два чемодана и один баул – понадобились Ивану в тот отпуск, чтобы перетащить свои сокровища в места обратного превращения товара в деньги.
Высшее Людкино образование накрылось медным тазом еще в семидесятом. Восстанавливать даже на заочном после прогула сессии первокурсницу никто не собирался. Нила утешала, что прогресс есть – ее саму из техникума выперли, а Людка его закончила, в институт поступила и даже месяц отучилась. Так что, глядишь, внуки точно при высшем будут…
Тем более Толику наконец-то снова открыли границу, и упертый электромеханик укатил в первую полноценную шестимесячную загранку. Можно вздохнуть свободно. Жизнь налаживается. К всеобщей радости, Людка после жизни на ледоколе вернулась конструктором в родное заводское бюро. Ее шуточки и розыгрыши стали после Дальнего Востока еще более дерзкими и анекдотичными.
Начальник конструкторского бюро завода строительно-отделочных машин Леонид Маркович Иванов с умным и усталым лицом тихо дремал за кульманом. А что еще делать после обеда? Его подчиненные, слава богу, всегда задерживались – кто в курилке, кто в очередях. Коричневая вязаная жилеточка от его Риммы чудесно грела плечи и поясницу. За последние годы Леонид Маркович в совершенстве постиг искусство дневного сна – не роняя головы, не раскрывая рта и даже не всхрапывая. Раскусила его только эта шкода Канавская.
Людка уговаривала Рому и Эдика:
– Он же спит.
– И что?
– Ну так он вас не увидит.
– А если мы приклеим, а он проснется?
– Так тем более не увидит.
– А почему мы идем вдвоем? Одному же проще, – возмутился Рома.
– Так вот ты и пойди, – огрызнулся ведущий конструктор Эдик.