Книга Здесь все взрослые - Эмма Страуб

Здорово, что сейчас появились Берди и Сесилия – вот тебе и семейный обед. Готовить только для себя Астрид порядком надоело. Многое утратило смысл. Кого кормить ребрышками, курицей в винном соусе? Раньше в ее распоряжении имелось два стола – массивный прямоугольник в гостиной и, что чаще, маленький, приткнувшийся в углу кухни. У каждого места – матерчатые салфетки. Она не переживала, когда дети подросли и начали помогать ей наводить порядок, когда перестали швырять еду на пол. Любой родитель много времени проводит на коленях, пытаясь отскрести куски вросших в пол вчерашних макарон.

Почему же не было детей у Барбары Бейкер? Астрид это всегда казалось странным. Конечно, любая женщина вправе решать, заводить детей или нет, хотя в годы их молодости отказываться от материнства как-то не поощрялось, от тебя ждали другого. Однако именно Барбара всегда наклонялась и заговаривала со своими маленькими питомцами, которых водила через улицу, во время сборищ в ратуше всегда подкладывала к домашним рисовым хрустяшкам конфеты, на Хэллоуин наряжалась. Не говоря уже о куче домашних животных. Вообще, Барбара была лучше приспособлена для материнства, чем она, Астрид, – более терпеливая, наверное, охотнее заводила бы бесконечные разговоры про динозавров, расторопнее орудовала бы детскими ножницами. Астрид знала, в чем ее возможности ограничены. А как без ограничений? Поэтому с незнакомыми людьми ее дети всегда вели себя вежливо.

Сесилия сидела за столом и читала. Астрид с удивлением отметила, что в школе до сих пор изучают Сэлинджера. Разве он не спал со школьницей? Им надо читать Тони Моррисон – вот кто борется за добро и равноправие! Казалось бы, чего проще – убрать из школьных программ всех лицемеров и сексуальных маньяков, попросту убрать всех мужиков. Конечно, приличные люди среди них тоже попадаются, но сухой остаток будет положительным, жаловаться никому и в голову не придет. Все равно приятно видеть маленькое личико, уткнувшееся в книжку, локти неуклюже опираются о стол. Астрид замерла у разделочного стола и просто смотрела на внучку. Именно этого она хотела – впрочем, этого хотят все. Чтобы рядом были дети твоих детей, чтобы ты была еще не совсем старой и видела, как они растут, делают самостоятельные шаги – конечно, в пределах здравого смысла. Бабушка и мама – не одно и то же, слава богу, даже с таким ребенком, как Сесилия. Сыновей Эллиота она и представить не могла за чем-то подобным – когда они смогут спокойно сидеть и читать книги, Астрид будет либо в преклонном возрасте, либо переправится в мир иной. А Сесилия – вот она, от такой гостьи одно удовольствие. Все же что-то верное она в Ники заложила, согласен он с этим или нет. Сесилия совсем еще девочка, когда тринадцать лет было Портер, Астрид воспринимала ее как молодую женщину, ближе к ее собственному возрасту – да и сейчас так воспринимает. Когда же Портер стала подростком, Астрид вспоминала о своем отрочестве, эти воспоминания казались важной частью ее ДНК, а сейчас они превратились в грустный и унылый фильм, сюжет которого она едва помнит. Сесилия еще ребенок. Понимала ли Астрид, когда ее дети были в таком же возрасте, что они – всего-навсего дети? Наверное, нет. Теперь-то легче познать истину, с годами становишься мудрее.

Звякнул таймер, и Берди встрепенулась. Она готовила приправу для салата, смесь кунжутной пасты и йогурта, новое увлечение Астрид.

– Жарим-шкварим! – воскликнула Берди, распахнула дверку печи и вытащила фирменное блюдо – пропитанное карамельным соусом пюре из мускатной тыквы и красного лука.

Она стряхнула варежку-прихватку и начала раскладывать угощение на три тарелки.

Несколько раз Астрид уже собиралась рассказать детям о Берди. По крайней мере Портер. На прошлое Рождество, на ее два последних дня рождения. Впрочем, Берди все равно тогда уехала на праздник к сестре, а дети на ее день рождения никогда не появлялись вместе, а то и вовсе не появлялись, получалось, что если она кому и расскажет о Берди, так это самой Берди, а та, разумеется, знает. Вроде бы такой надобности не возникало, а сама Берди не раз говорила Астрид: что именно она скажет своей семье и друзьям – ее личное дело. Им вместе хорошо – это самое главное. Иногда Астрид думалось: если бы Берди нравилась ей вдвое меньше, она бы рассказала людям в два раза быстрее.

– Так приятно, когда готовишь не только для себя, – заметила Берди.

– Так приятно, когда кто-то готовит для тебя, – отозвалась Астрид.

– Так приятно, что вы забыли, что кто-то изобрел пиццу. – Сесилия отложила книгу. – Шутка. – Ее родители предпочитали вегетарианскую пищу, и Сесилия привыкла к пиршествам из грибов и сои.

Берди передала тарелки с едой Астрид. Астрид поставила их на стол и села на стул напротив Сесилии – та сидела на скамье, – второй стул стоял рядом.

– Что в школе, Сесилия? С кем-нибудь подружилась? – Этот разговор Берди затевала не впервые.

В последний раз она общалась с подростками, когда была подростком сама, и ее вопрос проистекал из неподдельного интереса. Астрид хотела объяснить Берди, что из подростков слова не вытянешь, да ничего, ладно, пусть попробует.

– Все нормально. Учительница по английскому хорошая. – Берди и Астрид переглянулись.

– До двадцати пяти? – уточнила Берди.

– Может, до двадцати пяти, может, до пятидесяти, откуда мне знать? Учительница и учительница. Еще Август.

– А кроме Августа? – поинтересовалась Астрид.

Девочке нужны подружки, на то миллион причин: у них есть тампоны, они любят болтать по телефону, им всегда интересно знать, что ты чувствуешь. Кстати, о своих чувствах любил поговорить Ники, но он – единорог, символ духовной чистоты.

– Никого.

– Я тут думала… – Астрид решила сменить тему, – навестить водителя автобуса.

– Новую? Не женщина, а прикол. Вся какая-то дерганая. – Сесилия взяла вилку и протащила поджаренное пюре через густую и смачную приправу, которую Астрид шлепнула на ее тарелку.

– Нет, прежнего. Он в тюрьме, ждет суда. Мне сказала знакомая, она работает в городской управе. – Пальцы Астрид пустились в путь по столу в поисках перечницы, так принюхивается в поисках еды крот-звездонос.

Берди и Сесилия переглянулись, потом повернулись к Астрид.

– За каким чертом? – спросила Берди.

– Что за фигня? – воскликнула Сесилия.

– Просто мне интересно! Что, если у него имелся мотив? Вряд ли он искал именно Барбару, но ему был нужен кто-то. Может, хотел показать свою силу. Между прочим, в девяти случаях из десяти это белые. Белые мужчины идут на насилие – против своей семьи, против незнакомцев, против всего мира. – Астрид отправила вилку с едой в рот.

– Это да, – согласилась Берди. – Но ты-то здесь при чем? Тоже мне, мисс Марпл! Хочешь восстановить справедливость? Он уже в тюрьме, Астрид. Он убил человека. Все это видели. Никакой тайны тут нет. И что ты ему скажешь? – Берди предложила Сесилии салат, Сесилия разлила по стаканам воду.

– Спрошу, зачем он это сделал! Что он чувствовал. Ясно же, что это – клиника. – Астрид откинулась назад. – Салфетки!