Книга Игра в прятки - Джеймс Паттерсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как насчет искупаться, Мэгги? — спросил он, когда мы добрались до комнаты. Мне так нравилось звучание его голоса. — Давай переоденемся и проведем разведку этого глубокого синего моря.
Мы стояли, обнявшись и тихонько покачиваясь, под вращающимися лопастями вентилятора.
— Может быть, немного попозже, — пробормотала я. — Мы вместе, нас здесь только двое, и мне не хочется ни видеть кого-то еще, ни слышать. Может, останемся здесь и никуда не пойдем?
Уилл рассмеялся.
— Ладно. Глубокое синее море отменяется. Тогда у меня другое предложение. Нам даже не придется переодеваться. Как тебе вот этот прекрасный бассейн, надежно укрытый от посторонних глаз?
— Вот это уже лучше. Пожалуй, мне нравится.
Мы поцеловались и еще долго стояли, не отрываясь друг от друга, не разнимая губ, наслаждаясь нежностью и пробуждающейся страстью.
Что со мной? Я теряю себя или обретаю нечто такое, что потеряла раньше?
Уилл раздвинул стеклянные двери, выходившие на живописную террасу. Раздеваясь на ходу, мы дошли до края небольшого бассейна, блестевшего сотнями солнечных бриллиантов и звезд. Колибри и разноцветные попугаи громко кричали на ветках фернамбука. Рай, верно? По крайней мере так я тогда думала.
Сквозь завесу пальм и бугенвиллеи я видела красные крыши других коттеджей, но не видела их бассейны. Вот это и есть забота о гостях. Значит, и нас тоже никто не видит.
С радостным вскриком я прыгнула в воду, увлекая за собой Уилла. Мы веселились, как дети.
Он схватил меня за руку и привлек к себе. Я провела руками по его мускулистому телу и погладила по бедрам. Уилл всегда был ласков и нежен со мной, чего раньше я от него никак не ожидала.
Мы снова поцеловались.
Потом он приподнял меня, повернул так, чтобы я могла опереться о край бассейна, и медленно-медленно вошел в меня. Я закрыла глаза, наслаждаясь каскадом новых ощущений, теплом солнечных лучей, касающихся лица, и тем теплом, которое растекалось внутри меня.
У меня никогда не было такого мужчины, как Уилл. С ним я чувствовала себя особенной, с ним мне было изумительно хорошо. Я говорю это, потому что это правда.
Одна картина особенно часто встает у меня перед глазами. Этот запечатлевшийся в памяти образ, наверное, так и останется неразрешимой загадкой, прекрасной, печальной и волнующей тайной.
После возвращения из Мексики мы провели целый уик-энд с детьми, позволяя им делать все, что хочется. Они были в восторге, и Уилл замечательно сошелся с ними.
На один день мы отправились в Нью-Йорк, где, разыгрывая из себя глубоких провинциалов, побывали во Всемирном торговом центре, совершили экскурсию к статуе Свободы, прошлись по Музейной миле и даже заглянули в «Хард-рок кафе». Зато воскресенье прошло дома, и мы попробовали прожить его как обычная семья.
Я смотрела, как Дженни и Алли играют с Уиллом, и видела, что дети обожают его. И ему тоже нравилось быть с ними, делать то, что делают все нормальные родители, дарить им радость, которой не досталось ему самому.
Стоял теплый осенний день, светило солнце. Уилл и Алли катались на одной из самых смирных наших лошадей, которую Дженни всегда называла Блоха. На них были утепленные куртки, но Алли расстегнул свою, изображая настоящего мужчину. Блоха лениво скакала по широкому полю с высокой, цвета морской волны, травой, а всадники хохотали как сумасшедшие.
Уилл крепко обнимал Алли одной рукой и просто сиял от счастья. Я знала, что он не притворяется, и мне было приятно смотреть на них.
В какой-то момент ко мне подошла Дженни.
— Ну разве они не молодцы? Как настоящие отец и сын, верно? Вот если бы так было всегда! Как мне хорошо, мамочка!
— Мне тоже, милая, — сказала я и обняла дочь.
Уилл поверял мне все, и я ничего не утаивала от него, и мне уже казалось, что никаких секретов не осталось. Однажды ночью он рассказал ужасную историю о том, как его отец избил мать, а она сказала ему: «Только мамочка любит тебя, Уилл. Только мамочка».
— Однако она все равно бросила нас. — Его взгляд ушел куда-то далеко. — Получается, что даже мама не любила меня по-настоящему. Вот так-то, Мэгги.
Уилл бывал временами таким милым, и я представляла его мальчиком, светловолосым голубоглазым мальчиком.
— Думаешь, в том, что она ушла, есть и твоя вина?
— Да. Но сейчас мне уже легче это переносить. И все благодаря тебе, Мэгги. Тебе, Дженни, Алли. Когда я рядом с вами, мир становится совсем другим.
Я погладила Уилла по руке. Его боль, как и его любовь ко мне, казались такими очевидными. Мне были понятны его проблемы, печальная история его семьи, ведь я и сама пережила многое из того, что выпало на долю Уилла.
— Я не брошу тебя. Никогда.
Он посмотрел мне в глаза.
— Выходи за меня замуж, Мэгги. Не оставляй меня. Пообещай.
На следующее утро я сказала, что выйду за него замуж, чтобы доказать это.
Кошки-мышки — восхитительная игра в любовь.
Будущая модель Кэм Мэтиас приняла Уилла в рот и медленно провела языком по напряженному члену Белокурой Стрелы, исторгнув из партнера долгий стон. Его пальцы еще сильнее вцепились в ее рыжие волосы.
Боже, какой сказочный любовник, абсолютно не прирученный зверь, подумала Кэм. Те, кто называет его самым волнующим мужчиной на свете, недалеки от истины.
— О, — пробормотал Уилл, — Кэм, ты чудесна. Так… хорошо…
Они занимались этим уже несколько часов. Он казался ненасытным, и его страсть снова и снова пробуждала в ней тот же голод. Когда ей казалось, что Уилл вот-вот кончит, она ложилась на спину. Но он все продолжал и продолжал, напоминая ей смешного зайца из рекламы батареек «Энерджайзер».
Мысленно сравнив его с невинным зверьком, Кэм расхохоталась. Уилл присоединился к ней.
Потом она опустилась на колени перед стеной и развела две половинки своей точеной попки.
— Начинай и не спеши.
Так Уилл Шеппард провел ночь накануне свадьбы.
Ровно в час дня, за три часа до «бракосочетания десятилетия», две дюжины полицейских в темно-синих мундирах и белых перчатках расположились у дверей нашего дома и вдоль Гринбрайер-роуд. Главная их задача состояла в том, чтобы не допустить на церемонию любопытных, нагрянувших в городок, дабы хоть одним глазком взглянуть на Уилла и меня в этот торжественный для нас день.
Боюсь, всех их ждало разочарование. Мы совершенно не были заинтересованы в какой-либо шумихе или рекламе.