Книга Моя темная Ванесса - Кейт Элизабет Расселл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В другой раз он спросил меня, где я была во время обеда. Было пять часов вечера, и мы сидели в кабинете за его аудиторией. В гуманитарном корпусе было пусто и темно. Кабинет был ненамного просторнее кладовой, в нем едва помещались стол, стул и обитый рогожкой диван с протертыми подлокотниками. Комната была заставлена коробками со старыми учебниками и сочинениями давно отучившихся школьников, но Стрейн расчистил ее специально для нас. Это было идеальное убежище: от коридора нас отделяли две запертые двери.
Я забралась на диван с ногами.
– Ходила к себе в комнату, чтобы сделать задание по биологии.
– Мне показалось, я видел, как ты с кем-то улизнула, – сказал он.
– Совершенно точно нет.
Устроившись на другом конце дивана, Стрейн положил мои ноги себе на колени и достал из стопки на столе одну из еще не проверенных работ. Какое-то время мы сидели молча – он делал пометки, а я читала домашку по истории. Наконец он сказал:
– Я просто хочу убедиться, что соблюдаются установленные нами границы.
Не понимая, к чему он клонит, я посмотрела на него.
– Знаю, иногда очень хочется пооткровенничать с подругой.
– У меня нет подруг.
Стрейн положил ручку на стол и потер мои ноги ладонями, потом обхватил мои щиколотки.
– Я тебе доверяю. Правда доверяю. Но понимаешь ли ты, как важно сохранить нашу тайну?
– А то.
– Мне нужно, чтобы ты относилась к этому серьезно.
– Я отношусь к этому серьезно.
Я попыталась убрать ноги. Он сжал мои щиколотки, так что я не могла пошевелиться.
– Я не уверен, действительно ли ты осознаешь, с какими последствиями нам придется столкнуться, если о наших отношениях станет известно.
Я попыталась ответить. Он меня перебил:
– Скорее всего, да, меня уволят. Но и тебя тоже отправят на все четыре стороны. После такого скандала администрация не захочет, чтобы ты училась в Броувике.
Я скептически посмотрела на него.
– Меня не вышибут. Я же не виновата. – Затем, не желая, чтобы он подумал, что я правда в это верю, я добавила: – В смысле теоретически, потому что я несовершеннолетняя.
– Начальство это не волнует. Они избавляются от всех возмутителей спокойствия. Так устроено в этих местах. – Запрокинув голову, он обратился к потолку: – Если нам повезет, дело не выйдет за пределы школы, но, если о нас станет известно правоохранительным органам, я почти точно сяду в тюрьму. А ты окажешься в каком-нибудь детском доме.
– Да ладно, – фыркнула я. – Меня не отправят в детский дом.
– Вот увидишь.
– Может, ты забыл, но у меня вообще-то есть родители.
– Да, но государству не нравятся родители, которые позволяют своему ребенку болтаться с извращенцем. Потому что именно такой ярлык на меня навесят, я так называемый насильник. После моего ареста тебя первым делом возьмут под опеку государства. И сошлют в какую-нибудь дыру – приют для детей прямиком из колонии, которые бог знает что с тобой сотворят. Ты лишишься будущего. Если это произойдет, ты не поступишь в колледж. Скорее всего, даже не закончишь старшую школу. Ванесса, можешь мне не верить, но ты не представляешь, какой жестокой бывает эта система. Дай им возможность, и они приложат все усилия, чтобы разрушить наши с тобой жизни…
Когда Стрейн начинал так рассуждать, мой мозг за ним не поспевал. Я чувствовала, что он преувеличивает, но от ошеломления не могла понять, чему я верю. В его устах даже самые неслыханные предположения казались вероятными.
– Все ясно, – сказала я. – Я никогда никому ничего не расскажу. Я скорее умру. Окей? Умру. А теперь можем, пожалуйста, сменить тему?
При этих словах Стрейн пришел в себя и заморгал так, будто только что проснулся. Он распахнул мне объятия и прижал меня к себе. Он снова и снова повторял: «Прости», столько раз, что это слово утратило смысл.
– Я не хочу тебя пугать, – сказал он. – Просто на карту поставлено так много.
– Я знаю. Я не дура.
– Знаю, что не дура. Знаю.
Классы французского отправились на выходные в Квебек. Рано утром мы уехали на автобусе с плюшевыми сиденьями и маленькими телеэкранами. Я села у окна в середине салона, достала из рюкзака плеер, вставила диск и постаралась сделать вид, будто меня не волнует, что соседа по сиденью нет у меня одной.
Первые два часа, пока автобус ехал мимо подножий холмов и пашен, я смотрела в окно. После канадской границы пейзаж остался прежним, но дорожные знаки стали французскими. Мадам Лоран вскочила со своего места впереди автобуса, призывая нас обратить на это внимание.
– Regardez![4] – Она показывала на каждый пролетавший мимо знак, предлагая зачитать надписи вслух. – Ouest, arrêt…[5]
Где-то в сельском Квебеке мы остановились возле закусочной, чтобы сходить в туалет. Рядом стоял таксофон, а у меня в кармане лежали две предоплаченные телефонные карточки, которые дал мне Стрейн, велев звонить, если мне станет одиноко. Взяв трубку, я принялась набирать номер, и в этот момент из закусочной вышел Джесси Ли в длинном развевающемся черном пальто, похожем на плащ. За ним следовали Майк и Джо Руссо; они ухмылялись, подталкивали друг друга локтями и издевались над ним, даже не пытаясь говорить потише.
– Зацени Принца тьмы, – говорили они. – Мафия тренчей.
Они не называли его геем, это было бы чересчур, но чувствовалось, что на самом деле издеваются они над его ориентацией, а вовсе не над пальто. По лицу Джесси, его поднятому подбородку и сжатым челюстям, видно было, что он все слышит, но слишком горд, чтобы что-то сказать. Бросив трубку, я побежала к нему.
– Эй! – Я улыбнулась Джесси, словно мы близкие друзья.
Близнецы Руссо за нашими спинами перестали смеяться – скорее не благодаря мне, а благодаря Марго Этертон, которая в тот момент стягивала с себя толстовку, показывая под задравшейся футболкой шесть дюймов живота. И все-таки я чувствовала, что поступила хорошо. Пока мы садились в автобус и рассаживались по местам, Джесси ничего не говорил. Но, прежде чем мы тронулись с места, он забрал свои вещи и пересел ко мне.
– Можно я тут сяду? – спросил он, показывая на свободное сиденье.
Я сняла наушники, кивнула и убрала свой рюкзак. Джесси со вздохом сел, запрокинул голову. Он сохранял эту позу, пока автобус с дрожью заводил мотор и выезжал с парковки обратно на шоссе.
– Эти парни – кретины, – сказала я.
Глаза Джесси резко открылись, и он с шумом вдохнул.
– Они не так уж и плохи, – сказал он, открывая свою книгу и чуть отворачиваясь от меня.