Книга Виртуальные войны. Фейки - Георгий Почепцов

Наверное, надо выделить и предыдущий период, существовавший до журналистики. Условно обозначим его как период путешественника, приносившего в селение новые рассказы о мире. Это были единственно возможные рассказы, поэтому здесь существовали любые искажения типа кентавров. Это были неопровержимые сообщения, поскольку они полностью зависели от рассказчика. Если он говорил, что это правда, то всем остальным приходилось с этим соглашаться, поскольку сообщения были уникальными, никто не мог их опровергнуть. К тому же они были непериодическими, поэтому проверка не могла прийти и от сопоставления разных фактов об одном объекте.

Приход газет сделал порождение сообщений периодическим и неуникальным, поскольку они могли встретиться в какой-то другой газете, и каждое сообщение могло иметь продолжение. Слухи и тогда имели цену, и первые газетные листки наполнялись слухами, которые собирались по базарам и площадям специальными людьми.

В исследовании «Упадок правды» выделяются четыре основные причины появления победы мнения над фактом сегодня: когнитивные искажения, изменения в информационной системе (появление соцмедиа и 24-часового новостного цикла), отставание образовательной системы от изменений в информационной, политическая, социодемографическая и экономическая поляризация[288].

Авторы выделяют четыре тренда:

• растущее несовпадение между фактами и аналитическими интерпретациями фактов и информации;

• стирание границ между мнением и фактом;

• относительное увеличение объема и результирующего влияния мнения и личного опыта над фактом;

• падающее доверие к ранее авторитетным источникам фактической информации.

Почему мнение вдруг стало сильнее факта? Мы также готовы предложить свое видение этой ситуации победы мнения над фактом, выделяя четыре типа объяснений.

Одной из причин этого может быть то, что мнение всегда ближе личному и массовому сознанию, чем факт. Факт может раздражать своим несоответствием, зато мнение точно отражает то, что на данный момент считает правильным сознание.

Еще одной из причин роста роли мнения, как нам кажется, является то, что мы имеем сегодня очень поляризованные общества, где каждый считает свое мнение правильным и не допускает, что правильным может быть чье-то чужое мнение. Сегодня странным образом мы не хотим соглашаться с другим мнением, настаивая исключительно на своей правоте. Мы не умеем спорить, а можем только обвинять или хвалить.

Косвенным свидетельством этого является практическое исчезновение авторитетов, говоря современными словами — публичных интеллектуалов. Лев Толстой практически невозможен в наше время, его бы никто не стал слушать. В президенты готовы идти актеры и певцы, но они не понимают, что к ним есть внимание, но за ними нет авторитета в политической сфере. Они хотят «перекодировать» свой авторитет актера, но это очень затруднительно. Пример Рейгана не показателен, поскольку до президентства он поработал губернатором. Все это эксплуатация феномена внимания как ресурса.

Еще одной причиной является исчезновение прошлых «жестких» матриц, в рамках которых жил и мыслил человек. Сегодня даже религия перестала быть таким механизмом, задающим интерпретации правильного и неправильного поведения и мышления.

Суммируем еще раз эти четыре причины:

• мнение ближе индивидуальному и массовому сознанию, чем факт, поскольку оно зависит от него, а факт — нет;

• общества стали более поляризованными, где каждый считает только свое мнение единственно правильным, то есть существует мое мнение и неправильное, нет желания и умения спорить;

• исчезновение публичных интеллектуалов, к голосу которых прислушивались раньше;

• исчезновение жестких матриц мышления и поведения, вызванное размыванием роли религий и идеологий.

При этом мы постоянно акцентируем появление экономики внимания, но ведь одновременно действует и политика переключения внимания, позволяющая властям закрывать от общества негативы за счет усиленной трансляции рассказов о каком-то другом событии с более сильной эмоциональностью и с меньшими потерями для власти.

Сегодняшний мир стал еще сложнее, чем мир прошлого. Отсюда появление фейков и других отклонений от мира реальности. Поэтому возникает потребность в развитии медиаграмотности как инструментария, отделяющего правду ото лжи.

Еще одним примером такого инструментария является опыт консервативных евангелистов, которые хотят сами докапываться до сути. Анализ их подхода лежит в следующем: «Библейское понимание далеко уходит от текстуального перевода Библии, конституции, президентских речей или освещения мейнстримными медиа. Оно коренится в идее, что для нахождения истины надо покопаться, надо, говоря словами моих респондентов, „провести свое собственное исследование“»[289].

При этом автор анализа критикует Гугл как способ поиска истинного положения вещей, поскольку Гугл подтверждает представления, уже существующие у людей. Информация подается с учетом того, какие слова были использованы в запросе.

Или такое высказывание: «Я встречала сотни консервативных евангелистов, применяющих тот же критерий, который они используют для Библии, возможно, постмодерный способ распаковки текста, к медиа мейнстрима — отдавая предпочтение своему исследованию проблемы, а не вере авторитету медиа»[290].

Политика занята совмещением интересов разных групп населения. Это всегда конфликтная ситуация, где все уступки носят вынужденный характер, и победа приходит, к сожалению, не к тому, кто разумнее, а к тому, кто сильнее.

М. Хазин подчеркивает, например, что «власть — это система взаимодействия малых организованных групп, властных группировок, которые, соответственно, за эту власть борются»[291]. И еще: «Властные группировки борются за власть, и решение конкретных хозяйственных задач для них — вопрос второстепенный». Возразить на это можно то, что решение хозяйственных задач также может быть встроено как элемент в борьбу за власть.

Мир находится в сложной ситуации, где фейки и постправда заняли неподобающее им место. М. Маринович даже заговорил о Третьей мировой войне, где оружием стала не ядерная, а фейковая бомба[292]. Сегодня все страны от Востока до Запада включились в борьбу с противником, которого до этого просто не замечали (см., например,[293][294]). Трудно побеждать в войне, основные действия и параметры которой остаются не до конца известными. Тем более каждый новый технологический шаг готов подбросить в этот набор новый параметр типа входящего в наш мир семимильными шагами искусственного интеллекта.