Книга Актеры на мушке - Кирилл Кащеев

Я стояла у левой колонны за полотном импровизированных кулис и ждала, когда я снова начну жить.

Иногда мне кажется, что я и живу-то только в эти моменты – на сцене и еще за кулисами, перед выходом. Все остальное: школа, долги, склоки – детальный многосерийный сон, который снится мне перед пробуждением по вечерам. А реально вот это – свет прожекторов, музыка, сотни глаз, глядящих в ожидании, и звучный шепот:

– Юля, на сцену!

– На третьем такте… Раз, два, три… Пошла!

И я врываюсь в хоровод наших мелких, скользящих меж колонн сонными видениями. Я – Ассоль-сон, Ассоль-мечта, предчувствие и фантазия, обещание и немножко обман, ведь ни одна фантазия не может стать правдой и не умереть при этом. Я вспыхиваю в кольце прожекторов и исчезаю в тени, пропадаю, оставляя тоску по несбыточному, и появляюсь, заставляя надеяться снова. Я кружусь на сцене, ощущая внизу, под собой, заполненную людьми площадь, чувствуя зал, как пушистого сказочного зверя, которого я должна приручить, чтоб он видел, что показываю ему я, слышал звуки, что я навеваю, и жил грезой, которую я для него тку…

Я – Ассоль, а вы все – мои!

Я застыла между колонн, а собравшаяся на площади толпа загрохотала аплодисментами.

Я выдохнула, чувствуя, как болят натруженные за день ноги, а струйка пота бежит по спине, щекоча позвоночник… Коротко поклонилась и свалила со сцены. Я – Ассоль, уже приснилась, теперь я должна сперва родиться, потом вырасти, и только тогда смогу снова выйти на сцену. У кулисы выстроилась целая очередь меня, в смысле разновозрастных Ассолей, с Аньки начиная…

– Ну, ты как, живая? – с мимолетным сочувствием спросила меня Микулишна.

Вопрос по делу. Я за сегодня три чечетки отстучала, два раза исполнила партию Ночи из «Синей птицы», один раз – танец Ласточки из «Дюймовочки» и один раз на пару с Виткой выдала шимми из «Джил и Джейн».

А теперь меня преследовало лютое желание отвинтить собственные ноги где-то на уровне коленок и поставить в уголок.

– Ей-то что? – фыркнула Витка, облаченная в широкий кринолин матери маленького Грея. – До самых последних сцен – сиди, отдыхай! Спектакль прекрасно пойдет и без нее!

– А без некоторых спектакль пойдет, даже если эти некоторые вообще на сцене не появятся! – парировала я.

– И про кого ж это ты, интересно? Лешик, не иначе как про тебя! – немедленно перевела стрелки Витка и отправилась на сцену.

Лешка укоризненно поглядел на меня из-под полей широкополой шляпы и потопал за Виткой исполнять Грея-папу, пока Назарчик изображает Грея-маленького. А потом рысью переодеваться, чтоб играть Грея-взрослого.

– Юноша из высшего общества должен избегать одиночества… – запела Лешкина фонограмма, а сам он вживую назидательно погрозил пальцем Назарчику, облаченному в бархатный костюм с кружевным воротником.

Главный минус спектаклей на открытых площадках – отсутствие нормальных кулис. Обязательно или кто-то из зрителей на тебя вылезет, когда ты юбку меняешь, или сама лишний шаг сделаешь – и в костюме и гриме окажешься в толпе.

Вот и сейчас я, пригибаясь, пробиралась за куском натянутого полотна, весь этот кошмарный день служившего нам и раздевалкой, и гримеркой, в поисках где бы присесть. А негде – на всех имеющихся поверхностях или разложены костюмы, или грим, или уже кто-то сидит и слезать не хочет ни в какую! Я пошла дальше, напоролась на куст… и прямо сквозь ветки чуть не вывалилась на людей, что, задрав головы и то и дело привставая на цыпочки, чтоб лучше видеть, смотрели, как наши мелкие отплясывают моряцкий танец.

Мне редко удается вот так, со стороны, как зритель, увидеть хоть кусочек наших спектаклей.

– Все-таки классно я их выдрессировала! – с искренней, сердечной похвалой обратилась я к самой себе.

Не удивительно, что публика глаз не может отвести! Самые мелкие, четыре-пять лет, от горшка два вершка, они двигались идеально синхронно, шаг в шаг: одна нога, другая, взмах рукой – все одновременно! Общая линия распалась на две – никто не замешкался, не споткнулся. Пошли друг на друга, уперев руки в бока и отбивая подошвами ритм. И с лихим посвистом вприсядку:

– Эх, яблочко, куда ты котишься, ко мне в рот попадешь – не воротишься… – Руки в стороны, схватились, опять в одну шеренгу и пятками – трам-па-ра-пам!

– Все!

Публика обезумела! Народ хлопал, народ орал, народ поднимал на вытянутых руках собственных детей, чтоб они увидели наших!

– Молодцы! Ну какие же молодцы! – почти всхлипывала тетенька учительского вида. – Профессионалы!

И резким диссонансом в это восхищенное ликование ворвался возмущенный крик другой тетки:

– А вы знаете, как этого профессионализма добиваются? Детей просто бьют! Регулярно избивают! Поверьте мне, я с ними на один пляж хожу – дети все-все сплошь в синяках!

За нашим кустом кто-то захихикал – не одна я подслушивала.

– Их постоянно караулит такая здоровенная бабища – вроде надсмотрщицы. А что еще она может делать в театре – с ее-то габаритами? – продолжала возмущаться тетка.

Над кустом появилась голова нашей Микулишны, обиженно поглядела на зрительницу и скрылась. Хихиканье за кустом стало еще громче…

– Даже старшие девочки в этом театре так запуганы, что не осмеливаются раздеться на пляже – прячут следы от побоев! – победно закончила тетка.

– А вот про старших девочек хотелось бы поподробнее! – промурлыкал высокий парень, поворачиваясь к женщине, – и я опять увидела «полупородного».

Заметить меня сквозь куст он не мог, но я все равно шарахнулась назад – и налетела прямо на Витку.

– Он здесь! – выпалила я прежде, чем она начала скандалить, что я ей сценические туфли затоптала. – Который с ножичком!

– Знаю! – сквозь зубы процедила Витка. – И не только он! Пошли! – и, подобрав пышные юбки, полезла в куст. Я за ней. – Смотри! – отводя ветку от лица, прошептала она, кивая на толпу.

Я не сразу поняла, что Витка мне показывает… а потом увидела. Позади толпы зрителей стоял здоровенный джип, как у спонсора, только серый, а не черный. На капот опирался хорошо знакомый мне «качок» – и внимательно, по секторам, оглядывал окрестности.

– И там! – Витка ткнула пальцем.

Отрезая выход к пляжам, фланировал тот самый тощий «неприметный», что встречался с Эннановым дедом. А возле импровизированной сцены у колоннады торчали двое незнакомых, – но почему-то совершенно ясно было, что они из той же компании. Может, потому, что даже в футболках и шортах они выглядели словно арабские террористы в камуфляже и с автоматами. Танец мелких не вызвал у них ни малейшего интереса – похоже, они кого-то ждали. Не сложно догадаться кого.

– Они что, все ко мне? – выдохнула я.

– И точно не за автографом, – жестко закончила Витка. – Прямо на сцене тебя убивать действительно не станут. А вот после спектакля подкараулят запросто.