Книга «Мое утраченное счастье…» Воспоминания, дневники - Владимир Костицын

* * *

27 июня 1961 г.

Из русских писателей один из наиболее обладавших талантом души, вместе с огромным литературным талантом, — это, несомненно, В. Г. Короленко. Я перечитал несколько глав из «Истории моего современника» и бегло просмотрел ряд его вещей. И как он был внимателен к начинающим. Сима посылала ему свои литературные опыты в 1912–1915 годах, и он отвечал очень длинными письмами, где тщательнейшим образом отмечал недостатки и достоинства, давал советы, на мой взгляд — весьма разумные, замечал некоторое улучшение техники. Ее смерть в 1915 году положила конец этой переписке, а мой отъезд по мобилизации через Англию и Скандинавские страны не позволил мне захватить нашу переписку и наши рукописи. В 1923 году, приехав в Париж, я нашел все наше имущество разграбленным — вернее, не нашел ничего. Во время пребывания в России я мог бы с ним списаться, но не пришлось[2000].

* * *

3 августа 1961 г.

Сумасшедший день: утром рынок и Каплан. Этот последний попросил меня помочь некоему Дубровскому в правке корректур для французской выставки в Москве. Я согласился. Едва я вернулся домой, Дубровский был уже тут как тут, и мы с ним возились с корректурой до 14 ч. 30 м. Правка была действительно трудна: перевод с французского на русский по всевозможным научным дисциплинам явно был выполнен людьми, совершенно незнакомыми с данными дисциплинами и плохо знакомыми с одним из языков — русским или французским. Получились смехотворные комбинации. Мне удалось в значительной мере помочь Дубровскому. Он мне понравился. Когда-то был актером, а сейчас преподает русский язык в École nationale des langues orientales[2001] и, вероятно, хорошо преподает. Наук не знает, немецкого и английского языков тоже не знает, но человек — очень толковый и быстро ориентируется в незнакомых вещах[2002].

* * *

12 августа 1961 г.

Вечером визит Улина. Сначала он меня рассердил своей неустойчивостью; вернее, я бы сказал, что это — устойчивый американизм, слегка подкрашенный остатками патриотизма. Ему захотелось почитать по истории Земли: есть зубры, которые отрицают теорию эволюции. Я был удивлен, но потом вспомнил разговор с Димитрием Федоровичем Егоровым.

Егоров был умен, философски образован. Был ученым крупного размаха. И вот однажды он сказал мне: «Я вас очень удивлю. Я совершенно не верю в теорию эволюции, особенно, когда дело идет о человеке. Мне бы хотелось знать вашу точку зрения». Я был удивлен: «Но ведь ваши друзья и очень давние коллеги Мензбир и А. Н. Павлов могли бы уже давно и с гораздо большей компетентностью, чем я, познакомить вас со всеми аргументами в защиту эволюции». — «Знаю, — ответил он, — но представьте себе, что я верю вам гораздо больше, чем им. Знания проблемы у них больше, но внутренней искренности, как у вас, у них нет, и потому мне ваша точка зрения гораздо важнее». На это, конечно, я мог ответить только изложением проблемы, как ее понимал. «Да, — сказал он задумчиво, — я понимаю: у вас — вся логика, как в науке мы понимаем ее; она — с вами, и мне сказать нечего, а все-таки не верится»[2003].

* * *

30 октября 1961 г.

События: 50 мегатонн[2004] и десталинизация.

По поводу 50 мегатонн — лицемерный и поганый вой всех Европ и Америк: как будто так уж велика разница между 50 и 30 мегатоннами, которые при общем энтузиазме тех же Европ и Америк взрывались в изобилии.

Что же касается до десталинизации, то можно спросить: где же вы, господа, были, когда все это делалось походя и вашими же руками? От вызываемых из заграницы требовали проявления большевистского мужества и честности. Являйся, что бы ни случилось. А ведь вы все, без исключения, хорошо знали всю вздорность, безграмотность обвинений. Где же были ваши большевистское мужество и честность? А расправы с родственниками? Значит, что же, «Zero — Infini» Кёстлера[2005] говорило правду с начала до конца? Казалось, вам мало истреблять неповинных людей. Вы еще от них, во имя партийной дисциплины, требовали самообвинения, признания в фантастических преступлениях, созданных безграмотными невежественными Ежовыми и Ягодами? И какую степень лакейства и подлости вы создали в стране![2006]

* * *

1 ноября 1961 г.

Сидел дома, работал и размышлял о Хрущеве. Не могу одобрить его действий. У Сталина все-таки были огромные заслуги[2007].

* * *

3 ноября 1961 г.

Какие соображения руководят Хрущевым в его саморазоблачительном раже? Одно ясно: колоссальный вред для дела коммунизма от всей этой выставки грязного и кровавого белья. Трудно сильнее опоганить сорок лет революции[2008].

* * *

15 ноября 1961 г.

«Figaro» опубликовало некоторые места из словесных и печатных выступлений Хрущева при жизни Сталина. Отвратительно[2009].

* * *

19 ноября 1961 г.

Визит Пренана. Разговаривали мы очень долго. Как и я, он находит, что десталинизация несвоевременна, преувеличенна, что было бы приличнее сохранить Сталинград и трудно предвидеть всевозможные тамошние и здешние последствия этого дела; находит политику Тореза лакейской, а по отношению к здешним делам — слабой, оппортунистической[2010].

* * *

28 ноября 1961 г.

День почти всеобщей забастовки. Благодаря тому, что наш сквер окружен госпиталями, мы имели и газ, и электричество, и воду в достаточном количестве. Почта, хотя и с запозданием, прибыла.

Очень дружеское письмо от Fréchet: речь идет о моем мемуаре 1940 года для национальной обороны. M. Flood, американский специалист по линейному программированию, ознакомившись с ним, предлагает его напечатать в «Management Science»[2011]. Fréchet советует мне согласиться[2012].