Книга Охотник - Лиза Джейн Смит

Ей не удавалось вспомнить.

Зак сказал, что Том тут ни при чем.

– Он недостоин тебя, – выдохнул он прямо ей вухо. – Он недостаточно любит тебя. Я всегда боялся сказать тебе об этом,но это правда.

Несмотря на худобу Зака, мышцы у него были крепкие. Дженнипыталась протестовать, но слова застряли у нее в горле.

– Ты тоже не любишь его. Ты же не собираешься быть сним всю жизнь, – тихий, убеждающий голос Зака лился ей в уши.

Он взглянул на нее. Казалось, свет струится из его лица,серые глаза были сейчас светло-голубыми.

– Ты не можешь бороться с этим, Дженни, –прошептал он. – Знаешь, что не можешь.

Дженни закрыла глаза и подняла к нему лицо. Он поцеловал ее,и у Дженни закружилась голова.

Ее губы таяли под его натиском, Дженни чувствовала, чтопадает в его объятия. Такие нежные поцелуи… никогда еще ее не целовали тактрепетно. Мысли ее путались. Она отрывалась от земли, она летела. Она утопала вего нежности, плыла.

Она слушалась одних только чувств. Она ответила на егопоцелуй так, как никогда не целовала Тома. Ее пальцы коснулись его волос,должно быть, выбившихся из конского хвоста. Она трогала и трогала их. Ониоказались очень мягкими, гораздо мягче, чем она ожидала. Почему-то она всегдадумала, что у Зака жесткие волосы, а эти были такими мягкими… как шелк, каккошачий мех…

Дженни услышала собственный визг и поняла, поняла, ужевырываясь и отскакивая назад. Она все поняла.

Глаза Джулиана под темными ресницами сияли, как сапфиры.Полуприкрытые тяжелыми веками, они сейчас были темны от страсти. На нем былаклетчатая рубашка, такая же, как у Зака, потертые джинсы, точь-в-точь, какджинсы Зака, точно такие же кроссовки, какие носил Зак. Но такая ленивая,беззаботная грация никогда не была присуща движениям Зака. Волосы Джулианасветились, как песок в лунном свете.

Дженни вытерла рот тыльной стороной ладони. Бессмысленный,запоздалый жест. Она была настолько потрясена, что даже не могла сердиться.

«Я знала? Знала в глубине души, до того как он меня поцеловал,или пока он меня целовал, но до того, как я оттолкнула его, могла ли яосознавать?..»

Она все еще не могла прийти в себя.

– Но откуда ты знал?.. – прошептала она. – Тывел себя, как Зак, ты говорил о том, что знает только Зак…

– Я наблюдал за ним, – сказал Джулиан. – Янаблюдал за тобой. Я – Сумеречный Человек, Дженни, и я люблю тебя.

Тихий голос завораживал, и Дженни почувствовала, чтоначинает таять от его звуков.

И тут она вспомнила о Саммер.

Ярость, жаркая и беспощадная, нахлынула на нее, придав ей сил.Она глянула в голубые глаза Джулиана. Снисхождение, которое она иногдаиспытывала к нему, исчезло. Сейчас она ненавидела его. Не сказав ни слова, онаповернулась и выбежала из темной комнаты.

Он последовал за ней, включая по дороге свет. Разумеется, онзнал, о чем она думает.

– Саммер согласилась, – сказал он. – Как ивсе остальные, она по доброй воле согласилась играть.

– Она же не знала, что игра реальна!

Он процитировал строчку из правил: «Я предупреждаю, что играреальна…»

– Ты можешь говорить все, что угодно, Джулиан. Но тыубил ее.

– Я к ней и пальцем не притронулся. Собственный страхубил ее. Она не смогла вынести встречи со своим кошмаром.

Дженни знала, что спорить бессмысленно, но ничего не могла ссобой поделать.

– Это несправедливо! – с яростью воскликнула она.

Он покачал головой, удивленно глядя на нее.

– Жизнь вообще несправедливая штука, Дженни. Ты ещеэтого не поняла?

Гнев полностью завладел Дженни.

– А кто дал тебе право так играть с нами? Почему тысчитаешь себя вправе судить нас?

– Я не нуждаюсь в правах. Послушай меня, Дженни. Законывсех миров – всех девяти – жестоки. Никого в этих мирах не беспокоит судьбаотдельного человека, нет никаких прав. Не существует абсолютного добра. Всемправит закон джунглей. Право не нужно тому, у кого есть сила.

– Я не верю тебе.

– Ты не веришь, что мир жесток? – На скамье лежалагазета, он поднял ее. – Вот, взгляни и попробуй доказать, что злопроигрывает, а добро побеждает. Докажи мне, что в твоем мире не действует законджунглей.

Дженни даже не взглянула на заголовки. Она и так многоеповидала в жизни.

– Жизнь, – сверкнул Джулиан улыбкой, – имеети зубы, и когти. А раз так, разве не лучше быть в этом мире охотником, а нежертвой?

Дженни покачала головой. Она не могла не признатьсправедливость его слов – по крайней мере в том, что касалось жестокости мира.Но сердце у нее болезненно сжалось.

– Я предлагаю тебе выбор, – проговорил Джулиан.Лицо его стало суровым. – Я уже говорил, что, если мне не удастся убедитьтебя, я тебя заставлю – любым способом. Если ты не согласишься, мне придетсяпоказать тебе свою силу. Я устал от игры, Дженни. Пора принять решение.

– Решение давно принято. Я никогда не буду твоей. Яненавижу тебя.

Злоба вспыхнула в глазах Джулиана языками синего пламени.

– Ты понимаешь, – усмехнулся он, – чтопроизошедшее с Саммер может случиться и с тобой?

Дженни словно окатило холодом.

– Да, – медленно произнесла она. – Я понимаю.

Да, теперь она наконец поняла. Может быть, она не до концаосознавала это раньше. Не могла поверить, что Джулиан на это способен, или, покрайней мере, думала, что на нее это не распространяется. Смерть – уделвзрослых, а не ее ровесников. Ужасные вещи – по-настоящему ужасные – никогда неслучаются с хорошими людьми.

Но она ошибалась.

Теперь она понимала это, ощущала сердцем. Иногда самоестрашное, что только можно представить, происходит и с теми, кто этого незаслужил. С Саммер. С ней самой.

Дженни чувствовала себя так, словно ей открылся величайшийсекрет, словно она вступила в некое всемирное общество.

В общество горя.

Теперь она – одна из посвященных. Как ни странно, этоуспокоило ее. Ее утешала мысль о том, что она не одинока, что на свете многолюдей, у которых умирали друзья или родители, людей, которых постиглонесчастье.

«Нас много, – думала она, не замечая, чтоплачет. – Мы повсюду. И мы не станем превращаться в охотников, чтобыотомстить за наши страдания другим людям. Никто не станет. Ни один из нас».

Эба ведь выдержала. Дженни неожиданно вспомнила, что бабушкаДи потеряла мужа – его убили расисты. А еще – что Эба написала у себя в ваннойна зеркале – сделанная от руки надпись казалась неуместной рядом со стеклом,мрамором, золоченой рамой: