Книга Письма к императору Александру III, 1881–1894 - Владимир Мещерский

И вот теперь идет в Петербурге бой между Филиппеусом и этим американцем. Дело пока находится в министерствах, а потом поступит в Комитет министров. Но насколько эти американцы пронырливы и ловки; не далее как 2 года назад генерал-губернатор Восточной Сибири был за Филиппеуса и за русскую компанию. В нынешнем году он командировал на Команд[орские] острова одного чиновника особых поручений, и что же? О чудо, этот чиновник возвращается в Иркутск полнейшим союзником американцев и врагом Филиппеуса, и теперь [Д. Г.] Анучин, со слов своего чиновника, стал горою за американцев!

Все это тем более курьезно, что в нынешнем году Вашингтонский Сенат постановил ни в каком случае не отдавать никаких промыслов на своих островах иностранцам! Но даст Бог, на этот раз не окажется в министерствах у нас, кого подкупить американскими деньгами.

Суббота 1 декабря

Генерал [П. П.] Карцев поместил в «Гражданине» очень хорошую статью о кадетских корпусах[111].

Кадетские корпуса и военные гимназии

В числе многих преобразований, совершенных в военном ведомстве в 1860 годах, одно из заметных, по своим последствиям, мест занимает уничтожение бывших кадетских корпусов и основание вместо них военных гимназий.

Никто не будет оспаривать, что прежние кадетские корпуса имели свои недостатки, что многое можно было и следовало изменить в них, соответственно духу времени и требований науки; но они имели такие военно-образовательные достоинства и такие перед русскою армиею и перед обществом заслуги, которых никогда не могут достигнуть другие общеобразовательные заведения, хотя бы из их стен выходили профессорами.

Для чего же произведена была ломка? Для чего изменена система, освященная полуторастолетним опытом? Разве нельзя было отстранить недостатки, не нарушая достоинств? Неужели для этого надо было посягать на то, что составляло основные начала военной подготовки, и ослаблять те условия и требования, без которых нельзя вести военного воспитания.

Прежние кадетские корпуса, в течение полутора веков своего существования, дали русской армии тот состав офицеров, который прославил ее во всех войнах, в достоинство которых веровал и солдат, и фельдмаршал, – веровало общество, до тех пор, пока новаторы не начали, своими нововведениями, подрывать это доверие и подрывать сначала молча, не представляя причин, оправдывающих необходимость упразднения корпусов. Если же подобные причины потом и приводились, то без всякого расследования, указывая только на одно дурное. Разнузданная печать того времени с радостию ухватывалась за единичные факты, выставляя их как общие и, желая угодить известным взглядам и личностям, говорила часто о том, чего в корпусах не было, или было, как во всяком заведении, исключением. О том, что было в них хорошего, а его, как читатель увидит ниже, было не мало, умалчивалось. Можно было подумать, что преобразование делается только из жажды ломки, или из желания доказать, что только новаторы могут создать что-либо полезное и разумное, а все, что было до них, никуда не годится. И вот под ореолом гуманности и науки старое было разрушено и введено было новое.

Если бы заведениям, заменившим прежние кадетские корпуса, не было придано название военных, то можно бы было придти к заключению, что преобразование делается в виду уменьшения числа офицерских чинов армии. Но оставить гимназиям название военных и дать им гражданское направление – значило изменять дух и военное воспитание войск.

Жаждавшие перемен старались выставить еще и то, будто кадетские корпуса стоят слишком дорого, а между тем не давали армии и третьей части необходимого ей ежегодно числа офицеров. В доказательство этого приводились статистические данные, но не за то время, когда корпуса были в их лучшем фазисе, а за последние годы пред преобразованием, когда многое расшаталось, и когда учащаяся молодежь приняла иное направление. Тогда удаление из корпусов, за леность и дурное поведение, делалось десятками, так что едва 1 из трех достигал выпуска. Подтверждая выводы цифрами, следовало брать их за несколько лет назад. Наконец, всякому известно, что для армии не столько важно число офицеров, как их служебные качества и направление.

Кадет прежних корпусов, вместе с научным образованием, с детства приучался к безусловному повиновению, к самой точной исполнительности, к перенесению трудов, сообразных его возрасту, уважению к старшинству, – одним словом ко всему тому, что составляет главные элементы военной службы и достоинства воинского звания. Эти качества зарождались в прежнем кадете с первых дней поступления в корпус; они росли с ним, входили в кровь и плоть его. С ними он засыпал и просыпался, с ними пил и ел, с ними входил в классы и в церковь. Как мальчик, как школьник, он в рассеянности нарушал их, и хотя подвергался, быть может, не всегда соответственным вине наказаниям, хотя в юности даже и огорчался ими, но, выходя из корпуса и ознакомясь с жизнию, всегда потом чувствовал привязанность к месту воспитания, где протекла его юность, к тем начальникам, над которыми подсмеивался, на которых сердился как мальчик, но о которых потом вспоминал с благодарностью. Конечно, и тогда были несправедливости и превышения власти, но никогда кадет не слыхал от своего офицера-воспитателя или от своего учителя ничего, что порождало бы в юноше разочарование. От этого в прежних корпусах не было примеров, чтобы кадет посягал на самоубийство, убегал бы из заведения или увлекался политическими бреднями.

Прежний кадет – это олицетворение преданности к Царю и Родине. Он сознавал, что им обязан своим воспитанием, старался своею службою отплатить за это и всю жизнь оставался верен тем правилам, которые дала ему корпусная жизнь. Все мелочи военно-служебного быта, все элементарные знания службы, приобретаемые привычкою и практикою, прививались гораздо прочнее, чем теоретическим преподаванием, и усваивались сами собою. Без крайней необходимости кадет никогда не оставлял военной карьеры, потому что любил ее. Его не сманивали материальные выгоды и никакие соблазны не могли заставить его изменить свои убеждения.

Теперь кажется даже непонятным, почему лица, ратовавшие в 1860-х годах за преобразование системы военного воспитания, не дали себе труда вникнуть, что все деланные на корпуса нарекания были преувеличены и умышленно раздуты; что все газетные толки о том, будто из кадетских корпусов выходят только неучи, не могущие усваивать современных требований военного дела, – все это было тогда ни что иное, как модная пустая болтовня людей, не понимавших того, что должно составлять главные достоинства военнослужащего. Заметим, что и болтовня-то эта стала плодиться тогда, когда те, кому хотелось найти предлог к уничтожению корпусов, стали заявлять о необходимости иной системы. Это было роковое время начала 60-х годов.

Что кадетские корпуса конца 50-х годов сделались не тем, чем были прежде, что в них проникла распущенность и вольнодумство, что в некоторых из них обнаружились потом проступки, выходящие из ряда, как-то: неповиновение, нарушение порядка и дисциплины, – виноваты не они, – их привели к этому. Мальчики везде и всегда будут мальчиками, школьниками, стоит только распустить их. Раз что начали несвоевременно и круто ослаблять строгость режима и, в виду отстранения произвола, делать возможные облегчения, ограничивать власть ближайших начальников, подводить все под коллегиальные решения, произошло то, что по естественному ходу вещей не произойти не могло. Кто следил за нововведениями не по одним предписаниям и циркулярам, а вникал в их применения и последствия, тот, конечно, видел, какие личности, в указанный выше период времени, стали поступать в корпуса воспитателями и учителями. Вместо прежних офицеров, быть может и менее научно-образованных, но людей испытанных правил и твердых убеждений, в корпусные офицеры пошла молодежь, не отрезвленная опытом жизни, полная каких-то неопределенных стремлений, способная не сдерживать, а напротив – разжигать воображение юноши. Такие офицеры шли в 60-х годах в корпуса даже не для того, чтобы иметь оседлый род службы, а лишь бы только избавиться от фронтовых требований в полках и где-нибудь временно пристроиться, а затем уйти, куда выгоднее. От этого они оставались в корпусах иногда несколько месяцев, искали одной популярности среди молодежи и менялись, как действующие лица на сцене. Те, которых не хотели оставлять в корпусе, как явно обнаруживших непригодность, возвращались в свои части; другие выжидали только времени, чтобы приготовиться к поступлению в одну из академий, и уходили сами. Но как те, так и другие в короткое время своего пребывания успевали внушать юношам многое, от чего бы следовало оберегать их. Могут сказать, что эти офицеры были прежде кадетами, стало быть из корпусов же вынесли свои взгляды и убеждения. Верно, но не вполне; во-первых, в прежнее время они ни в каком случае не пошли бы в воспитатели, а во-вторых – взгляды и убеждения привились к ним от молодых учителей 60-х годов.