Книга Лживый брак - Кимберли Белль

– Кто вы и почему спрашиваете?

– Сын, Билли… Уилл мой муж. Вернее, был моим мужем. Он был в том самолете «Либерти эйрлайнс», летевшем из Атланты в Сиэтл, в том, который…

Кто-то ахает, и, как по команде, у меня перехватывает горло, а глаза наполняются слезами, мой мозг переполнен воспоминаниями о муже. Не о новом Уилле, который лгал о том, куда он направляется и откуда явился, о прошлом, полном злобы и насилия. Он не вписывается в картинку, этого нового человека я не знаю и никак не могу понять. Нет, мои слезы о том, старом Уилле – который шлепал меня по попе каждый раз, когда я выходила из душа, который просил меня выйти за него, встав на одно колено посреди отдела продуктов для завтрака, в том самом супермаркете «Крогер», где все началось. И этого мужа я так хотела вернуть.

– Простите, – говорю я, наклонив голову. Я никогда не была плаксой и ненавижу плакать на людях, но в последнее время я только этим и занимаюсь. – Я не хотела…

Одна из женщин вытаскивает из коробки две салфетки и через стойку протягивает их мне.

– Голубушка, вы можете плакать сколько хотите. Господи, ваш муж только что погиб в авиакатастрофе. Думаю, все здесь присутствующие со мной согласятся, что у вас на это есть полное право.

Ее коллега энергично кивает в знак согласия.

Только старик не выказывает даже толики сочувствия. Его губы, тонкая белая линия, уголки опущены вниз, и глаза, искрившиеся весельем, когда мы только вошли, теперь такие же темные и мрачные, как небо за окнами. Это превращение заставляет меня перестать плакать.

– Вы помните моего мужа, не так ли?

Он поворачивается к женщинам спиной, ударяет жесткой ладонью по стойке.

– Дамы, хорошего вечера. – Не глядя в нашу сторону, он направляется мимо нас к выходу.

Он весь согнулся от старости и еле двигается, но идет твердо, если не сказать – решительно. Я догоняю его буквально в два шага.

– Сэр, подождите. Пожалуйста. Я прошу у вас всего пару минут.

– Нет, вы просите меня раскопать старые и неприятные скелеты. Скелеты, которые лучше оставить в прошлом.

Весь вид старика говорит о том, что он не любил Уилла тогда, и теперь, после того как я призналась в том, что была за ним замужем, я не нравлюсь ему тоже. Он наклоняет голову и ускоряет шаг.

Дойдя до выхода, он нажимает на кнопку, жужжит мотор, и тяжелые двери начинают открываться, двигаясь как по маслу, чуть быстрее самого старика. Эта небольшая заминка заставляет нас остановиться.

– Послушайте, я понимаю, что Уилл был трудным подростком, но…

Он пожимает сутулым плечом:

– Это был неблагополучный район. Многих подростков можно было назвать трудными.

Даже после всей той лжи желание защитить мужа поднимается внутри меня наподобие цунами, и я прикусываю язык, чтобы не дать этой волне выплеснуться наружу.

– Что он сделал? – спрашивает Дэйв, возникая рядом со мной.

Старик морщится.

– Я уже сказал вам, что не стоит тревожить старые кости. Ничего хорошего не будет, если мы станем их раскапывать.

Двери открываются, впуская внутрь ледяной ветер. Начался дождь, и его яростные порывы следуют один за другим. Старик рывком застегивает молнию и выходит наружу.

Мы с Дэйвом обмениваемся взглядами, и он думает о том же, о чем и я: что этот человек – наш лучший источник информации. Я указываю на старика подбородком, и Дэйв устремляется за ним.

– По крайней мере, позвольте нам подвезти вас туда, куда вы направляетесь, – предлагает он, пока старик, шаркая, спускается по пандусу. – Не стоит вам находиться на улице в такую погоду. На тротуарах будет скользко.

Старик колеблется. Он останавливается, оглядываясь через плечо.

Этого оказывается достаточно, чтобы Дэйв начал улыбаться, приглашая старика в машину.

– В машине тепло и сухо, и она довезет вас куда угодно.

Старик пару секунд обдумывает предложение, не переставая изучающе разглядывать нас. Оценивающим взглядом он окидывает мои кожаные ботинки и кашемировый шарф, дизайнерские джинсы Дэйва и его мешковатую куртку из Патагонии.

– Куда угодно, значит?

Мы с Дэйвом дружно киваем.

Сердитый взгляд старика становится еще более корыстным.

– Я бы поел.

* * *

Старика зовут Вейн Батлер, и, следуя его указаниям, Дэйв ведет машину к халяльной закусочной на Мартин-Лютер-Кинг-Джуниор-Уэй. Он замечает неоновую вывеску и выцветший красный навес и поникает плечами, но не жалуется, даже когда мистер Батлер заказывает все карри, какое есть в меню, а затем отступает в сторону, предоставляя Дэйву платить.

Как только мы располагаемся за столиком у окна, я применяю ту же стратегию, что и с тренером Миллером: правдивость.

– Мистер Батлер, я понимаю, вы не хотите ворошить прошлое, но, что бы ни натворил Уилл подростком, это не может быть хуже того, что он сделал мне, своей жене.

– Вы уверены?

Я киваю, поскольку знаю, чего он хочет. Мистер Батлер хочет перетянуть меня в свою команду – команду, которая играет не на стороне Уилла. Я тыкаю вилкой в кусок жилистого мяса и подбираю слова, которые он хотел бы услышать:

– Мой муж… Уилл… мы были женаты семь лет. Он никогда не рассказывал мне про Сиэтл. Я не знала, что он здесь вырос. Я понятия не имела о том, в каких условиях прошло его детство. Возможно, он стеснялся своего прошлого, или, быть может, просто пытался оставить все позади. Я не знаю. Но дело в том, что я не могу совместить образ человека, которого я знала, и образ того, о ком рассказал нам тренер Миллер, а мне необходимо это сделать, чтобы я могла оплакать своего мужа. Мне необходимо знать все стороны его личности – даже те, которые он хотел скрыть, даже самые отвратительные, – чтобы я могла двигаться дальше. – Я произношу все это и чувствую, как в груди медленно расцветает боль.

В манере старика держаться что-то меняется, морщины вокруг глаз и рта разглаживаются, и я чувствую, как напряжение отпускает меня.

– Вы говорили с Энтони Миллером?

– Да.

– Он хороший человек. Что он вам сказал?

– Он сказал, что Уилл был подлым и злым и что дома ему жилось несладко. Он упомянул про пожар и что… – Пару секунд я подбираю слова. – Мать Уилла… Кэт… погибла.

Старик жует мясо.

– Он рассказал про пожар, а?

Я киваю.

– Я потерял все, что имел, в том пожаре, и говорю не просто про одежду и мебель. Я имею в виду письма, и детские рисунки, и рецепты, которые собирала моя бабушка. Мой свадебный костюм и жемчужные серьги, которые я подарил моей жене, упокой, Господи, ее душу.

Я не спрашиваю, была ли у него страховка. Вещи, которые он перечислил, невозможно восстановить, и, кроме того, исходя из известного мне о районе Рейнир-Виста, подозреваю, ни у кого из жильцов дома страховки не было.