Книга Жажда власти. История заговоров от Рюриковичей до Романовых - Елена Разумовская

Казнь самозванца была назначена на 10 января 1775 г., о чем оповестили загодя всех москвичей. По древнему закону четвертование должно было произойти прежде собственно казни через усекновение головы. Но по личному приказу Екатерины, старавшейся проявить себя милосердной в глазах своих корреспондентов-просветителей, конечности палач отрубал уже у трупа. Массовые казни, которые последовали за крестьянской войной, беспокоили ее, уж слишком они портили имидж гуманной и либеральной правительницы в духе Просвещения. Еще в 1774 г. она писала: «Все дело кончится вешанием… Европа подумает, что мы еще живем во времена Иоанна Васильевича…»[85]

Результатом восстания стали не только показательные казни, но и страх, который отныне поселился в Екатерине, но был глубоко скрываем ею от публики. И к любым попыткам самозванства и прочим преступлениям перед отечеством и ея императорским величеством отныне она относилась со всей строгостью. Пугачев дал ей серьезный урок: русский народ, такой терпеливый и даже сонный, легко поднять на бунт, если появится икона, за которой пойдут, молясь, люди. Еще в годы войны с Е. Пугачевым случилась история княжны Таракановой, еще одной самозванки, выдававшей себя за дочь любимой Россией императрицы Елизаветы Петровны и графа Алексея Григорьевича Разумовского. В отличие от Пугачева, за которым не стояли никакие иностранные державы, но коему «споспешествовали в злодейских его произведениях, во-первых, яицкие казаки, а во-вторых, народное здешнего края невежество, простота и легковерие…»[86], за молодой женщиной, принявшей имя Елизаветы Таракановой, стояли западные помощники. Она вела переговоры с Ватиканом и польским двором, писала к султану Блистательной Порты. Алексей Орлов обманом арестовал самозванку в Италии и тайно привез в Россию, где она и была заточена в Петропавловскую крепость в Петербурге. На этом, собственно, ее подрывная деятельность закончилась. Та, что называла себя дочерью Елизаветы и внучкой Петра Великого, 4 декабря 1775 г. скончалась в Алексеевском равелине крепости, где ее и похоронили, прямо во дворе вырыв глубокую яму.

Глава 5

Павел I: «Бенгальский тигр
с сентиментальными выходками»
(А. И. Герцен)

Пожалуй, великий князь Павел имел больше прав на российский престол, нежели многие его предшественники и прежде всего мать его Екатерина Великая. Он продолжал мужскую линию династии Романовых как правнук Петра I. Но Петр же и осложнил существенно жизнь правнуку, приняв своеобразный закон о престолонаследии; он гласил, что самодержец имеет полное право передавать трон любому, кому вздумается, назначая наследника по своему выбору. С одной стороны, это существенно усиливало позиции самодержца, но, с другой, обострило придворные интриги в борьбе за власть. Павел, с детства знакомый с изнанкой дворцовых переворотов (напомним, что ему было всего восемь лет, когда его мать Екатерина свергла Петра III, взошедши на российский престол в качестве единовластной правительницы). Одним из мощных приемов, позволяющих устранить нежелательных конкурентов, наряду с ядом и прочими атрибутами дворцовых интриг были слухи: чего проще скомпрометировать конкурентов, метивших в наследники престола! Павел Петрович Романов — один из русских царей, о котором мы, потомки, практически ничего не знаем, кроме исторических анекдотов и слухов, а иные точки зрения буквально тонут в обилии мнений о его сумасшествии, о тирании, маниях.

О Павле с детства распускали неприглядные слухи, связанные, конечно же, с незаконностью его происхождения: такая династическая возня существенно снижала права на трон. Так, сама Екатерина довольно ловко обходит в своих мемуарах вопрос о том, кто же был отцом Павла. Нет-нет, разумеется, она не говорит прямо, что это не был Петр Федорович, но она и не говорит ни слова однозначно в пользу его отцовства. Более того, тут и там она утверждает: «…мой милый супруг вовсе не занимался мною, но постоянно играл со своими слугами в солдаты, делая им в своей комнате ученья и меняя по двадцати раз на дню свой мундир…»; «Я очень хорошо видела, что великий князь меня совсем не любит; через две недели после свадьбы он мне сказал, что влюблен в девицу Карр, фрейлину императрицы… Он сказал графу Дивьеру, своему камергеру, что не было и сравнения между этой девицей и мною». Или: «Великий князь ложился первый после ужина, и, как только мы были в постели, Крузе запирала дверь на ключ, и тогда великий князь играл до часу или двух ночи; волей-неволей я должна была принимать участие в этом прекрасном развлечении… Часто я над этим смеялась, но еще чаще это меня изводило и беспокоило, так как вся кровать была покрыта и полна куклами и игрушками, иногда очень тяжелыми»[87]. Отнюдь не в пользу Петра III говорит и тот факт, что детей у него и Екатерины не было в течение девяти лет брака! Впрочем, как известно, романы у великой княгини все-таки случались: до рождения Павла у нее был выкидыш. Впрочем, на интрижки императрица и двор закрывали глаза, ведь фривольный XVIII в. покровительствовал свободным амурам, но не супружеской любви и верности.

По воспоминаниям Екатерины, императрица Елизавета Петровна с нетерпением ждала наследника от великокняжеской четы, который стал бы гарантией, что трон не перейдет к потенциальным кандидатам на царский престол, не принадлежавшим к роду Петрову. Она сразу же удаляла всех, кому стоило обратить на себя взгляд великого князя или княгини, а девять месяцев спустя после свадьбы она приставила к юным супругам соглядатаев, которые должны были проследить за обоюдным исполнением супружеских обязанностей. Таким цербером стала обер-гофмейстерина Мария Симоновна Чоглокова, двоюродная сестра императрицы по матери, получившая, надо сказать, подробнейшие, хотя и завуалированные, инструкции: «…великой княгине, при всяком случае, ревностно представлять и неотступно побуждать, чтоб ее императорское высочество с своим супругом всегда, со всеудобовымышленным добрым и приветливым поступком, его нраву угождением, уступлением, любовию, приятностию обходилась и генерально все то употребляла, чем бы сердце его императорского высочества совершенно к себе привлещи»[88].

Одним из наиболее правдоподобных кандидатов в отцы Павлу считался 26-летний граф Сергей Васильевич Салтыков, женатый красавец, который очень нравился Екатерине, судя по ее воспоминаниям. Слухи о Павле и его отце распространялись самой Екатериной, когда она уже взошла на престол: не любила она своего сына и, возможно, желала бы, чтобы не ему достался императорский венец. Известно, что Екатерина Великая несколько раз принималась за завещание, в котором наследником своим в обход сына объявляла своего внука Александра Павловича.

В. А. Зубов, брат фаворита Екатерины, утверждал, что «императрица Екатерина II категорически заявила ему и его брату, князю Платону, что на Александра им следует смотреть как на единственного и законного их государя и служить ему, и никому другому, верой и правдой»[89]. Позднее дело с рождением Павла осложнилось новыми выдуманными подробностями: рассказывалось, что великая княгиня родила мертвого младенца, но Елизавета Петровна, столь желавшая объявить всем о рождении наследника, приказала доставить во дворец какого-нибудь новорожденного, чье время появления на свет совпадало бы с родами Екатерины!