Книга Любовь и честь - Рэндалл Уоллес

— Восемь часов, сэр. Завтрак накрыт в гостиной.

— Благодарю.

— Прикажете открыть шторы?

— Будьте так любезны.

Он неслышно пересек комнату и раздвинул тяжелые шторы. Холодная солнечная синева северного неба ворвалась в комнату, на мгновение ослепив меня.

Слуга остановился в дверях.

— Князь ожидает вас в девять, сэр. Будут ли какие-нибудь распоряжения?

— Благодарю вас, никаких.

Когда я вошел, Горлов уже сидел за накрытым столом и срезал верхушку с яйца всмятку. Увидев меня, он ухмыльнулся.

— Ага, вот и ты! Мучаешься с похмелья?

На пиру в честь благополучного возвращения дочери, который закатил вчера князь Мицкий, я не пил спиртного, а сам Горлов символически выпил каких-то четверть литра водки. Но это была его старая шутка, когда он просыпался более бодрым, чем я.

— Князь подарил тебе весь дом или только слуг? — вместо ответа поинтересовался я, наблюдая за тем, как один из слуг подносит блюда к столу, другой чистит мундир Горлова, а третий уже, почтительно поклонившись, несет начищенные до немыслимого блеска сапоги. Горлов тут же натянул их на шерстяные чулки, в которых сидел за столом, и глубокомысленно заметил:

— Главное качество полководца — это умело использовать свои войска.

Намазывая масло на благоухающую булочку, я с улыбкой поглядывал, как Горлов уплетает за обе щеки все подряд, что приносят слуги.

— Вижу, у тебя зверский аппетит.

— У меня всегда зверский аппетит.

— Ты думал о том, где ты мог подцепить ту заразу, что свалила тебя в пути?

— Думал, — проворчал он, не отрываясь от еды. — И мне пришлось всерьез поломать над этим голову. Это могло быть из-за вишен.

— Вишен? Каких вишен?

— У Антуанетты — графини Бельфлер — были вишни в шоколаде. Ей прислали их из Франции, и она меня угостила. Совсем немного — у нее самой почти не осталось.

— Вот как?

— Сладости могут быть очень вредны для желудка. Уверен, что это из-за вишен. Хотя, конечно, не исключено, что это из-за бренди. Ты же знаешь, после него я всегда себя неважно чувствую. Ты заметил, что вчера я старался не пить его?

— Да, разумеется. Вижу, ты всерьез решил заняться своим здоровьем и теперь кроме водки ничего не пьешь.

— Поверь, я очень трепетно отношусь к таким вещам, как здоровье. Поэтому к черту бренди! Отныне — водка и только водка, клянусь тебе… Да и болезнь была… гм… в общем-то пустяковая.

— Вне всякого сомнения, — легко согласился я, вытирая салфеткой губы. — Ты не знаешь, зачем нас хочет видеть князь?

— Надеюсь, чтобы обсудить сумму вознаграждения. Один из слуг сказал, что вскоре должен пожаловать лорд Шеттфилд.

19

Князь принял нас, сидя в обитом бархатом кресле, в том самом зале, где накануне закатил пир. Только вчера зал был полон табачного дыма и винных паров — это была мужская пирушка. Смех, звон бокалов, гул голосов, прерываемый громкими тостами, хрустальные хлопки разбиваемых об пол рюмок. Казаки, которые еще недавно были запретной темой, вдруг стали предметом горячего обсуждения. В наше отсутствие правительство, наконец, признало существование этой угрозы и пообещало разделаться с мятежниками. На восток уже потянулись первые воинские части. И пока придворные пили за победу над казаками, выяснилось, что неофициально боевые действия против них ведутся уже несколько месяцев.

Но сегодня зал был чисто убран и проветрен, а князь, вчера такой возбужденный, казался спокойным и расслабленным в своем любимом кресле. Увидев нас, он закрыл книгу и поднялся.

— Доброе утро, господа! Надеюсь, вы хорошо выспались? Прошу вас, присаживайтесь.

Мы сели, и князь тут же предложил закурить виргинского табака из большой жестянки, которую принес лорд Шеттфилд на вечеринку. Еще вчера она была полной, а теперь там почти ничего не осталось.

Я отказался, а Горлов протянул свою трубку, которую князь щедро набил таким ценным здесь виргинским табаком.

— Лорд Шеттфилд должен быть с минуты на минуту, — сообщил он. — Хорошо выспались? Ах да, я уже спрашивал об этом. Ну, наконец-то, вот и он!

По подтаявшему льду мостовой загремели колеса кареты, из которой стремительно вышел лорд и, на ходу швырнув перчатки лакеям и расстегивая плащ, направился к нам.

— Доброе утро, джентльмены! — Шеттфилд снял шляпу и, небрежно бросив ее ожидающим слугам, так же стремительно уселся в кресло справа от Мицкого.

Князь, несколько сбитый с толку таким стремительным появлением столь ожидаемого гостя, заулыбался.

— Граф Горлов. Капитан Селкерк. Маркиз Дюбуа просил извинить его, но поскольку он является в России вашим… покровителем, то его присутствие здесь может поставить маркиза в щекотливое положение. Поэтому эта честь выпала мне и лорду Шеттфилду. Разве мы не поблагодарили вас за то, что, рискуя жизнью, вы спасли наших дочерей? Конечно же, поблагодарили, и не раз! Но сейчас я хочу сделать это снова. Выражаю вам свою отцовскую признательность, джентльмены! — Князь встал и сердечно пожал руку мне и изумленному Горлову.

Шеттфилд кивком выразил свое согласие и одновременно сделал жест рукой, предлагая князю продолжать. Однако тот не спешил.

— Но признательность и благодарность это ведь не одно и то же, не так ли? Признательность на хлеб не намажешь и дом на нее не купишь, хотя заверяю вас, что все, что мое — ваше. Можете оставаться у меня, сколько пожелаете, хоть насовсем! Вы ведь спасли мое самое ценное сокровище.

Шеттфилд покосился на князя, и я заметил, что хоть он и не сомневается в искренности слов Мицкого, но считает, что тот говорит слишком много, в то время как речь идет всего лишь об уплате за услугу, пусть даже очень важную.

— Тем не менее, — продолжал князь, — именно благодарность, а не признательность смазывает колеса личных отношений.

Он на секунду умолк, очень довольный такой метафорой, но здесь терпению Шеттфилда пришел конец.

— Если позволите, я объясню вам в двух словах, джентльмены, что хочет сказать князь. Господин Мицкий имеет в виду, что мы должны вам денег. И не знает, как сказать о том, что мы не готовы заплатить.

Я в недоумении бросил взгляд на Горлова, но тот мрачно смотрел в угол, что было плохим знаком. Князь, тревожно заерзавший в кресле после слов Шеттфилда, сконфуженно потупился.

— Так что же вы хотите? Изменить размер нашего вознаграждения? Или отстрочить оплату? Или и то, и другое?

— Ни то, ни другое, — отрезал Шеттфилд.

Князь примиряюще поднял руку.

— Господа, господа! Вы нас неправильно поняли. Мы просто хотели сказать вам, что молва о ваших подвигах достигла ушей императрицы, и она пожелала видеть вас завтра во дворце. И возможно, поймите меня правильно, только возможно… она выразит вам свою признательность и даже… благодарность. Так стоит ли нам с лордом опережать своей благодарностью Ее Величество? Это не совсем тактично.