Книга Трудно быть другом - Виктор Штанько

– «На Большом Каретном!» – в тон ей пропел Денис строчку из песни Высоцкого.

– Совершенно верно… – Баба Жанна поднесла к близоруким глазам часики-медальон, которые всегда висят на цепочке у нее на груди. – О-о, молодые люди, к сожалению, мы с Толянчиком должны вас покинуть: у нас столько дел! – Она сверкнула стальной улыбкой, мило лязгнула зубами и толкнула коляску. – Вы меня очень выручили! Спаси вас Бог! Танюша, надеюсь, мы еще свидимся, и не раз!

Зацокала палочка, заскрипели колеса. И уже не видно бабы Жанны за акациями.

– Что у нее с ногой? – спросила Таня. – Так сильно хромает…

– Лет сто проработала операционной сестрой, а в хирургии работают только стоя. И во время операции стоят по пять-шесть часов. Это не над компьютером пухнуть. Со знаменитыми хирургами работала, рассказывала, как оперируют сердце… Видела часики у нее на шее? Швейцарские! «Единственная моя ценность и память о той прекрасной жизни», – говорит бабуля. Подарил очень знаменитый хирург – академик по капитальному ремонту сердца. На часиках надпись: «Милой и дорогой Жанночке, моей бессменной и верной помощнице». Прямо из дома иногда увозили ее ночью на машине, если вдруг в больнице возникало что-то очень сложное. И заработала, как говорит, «красивенький букет болячек разных». В прошлом году ей половинку стопы хирурги отхрюкали: гангрена началась. И теперь «тук-тук палка – это скачет Жанна-галка»! Шутит так сама над собой. Кроме этих часиков и почетных грамот, у нее дома ничего. Пусто. Нет, есть книжки! Она поэзию обожает.

– А Толян?

– Толян?.. О-о! Толян! У молодого человека определенно большое будущее. Бабуля не сомневается: «Будет петь! Как Паваротти или Хворостовский!» Или, в крайнем случае, Кобзон. Папочка – будущий академик, мамочка – будущий профессор. И всегда рядом наша безотказная бабуля со стальными зубами.

– Обожди-обожди! Неужели у академика нет денег, чтобы купить коляску поновее? Эта же вся ржавая! А бидоны, авоськи зачем?

– Ба-а! Неужели ничего не поняла? Это же антиквариат! Ретро! За эту коляску или за такой красивый бидончик сейчас отвалят о-го-го! Уже предотвращено одно покушение.

– Денис, ты меня считаешь за полную дуру, да?

– Нет, не считаю. Но разве я не сказал, что мамочка – будущий профессор, а папочка – будущий академик. А сейчас Юля и Веня – два нищих студента, учатся в медицинском. По ночам дежурят в больнице, чтоб своему Толяну купить памперсы. Они оба из одного детдома. А баба Жанна, как бывший медик, вообще замечательный человек и их соседка по квартире, хочет, чтоб Юля и Веня закончили институт и стали докторами. Сама мечтала об этом – не смогла. Вот и помогает им. И поэтому… Опять забыл смазать колесики! Противно скрипят. Смотри, с нашей шторой что-то происходит! Видишь?

– Вижу. Сдвинулась в сторону…

– Неужели опять кукла спикировала вниз? Мышонок с куклятами здорово достает меня. Говорит, что они выпрыгивают без всякого разрешения! И без парашюта! Представляешь, как это опасно для них?

– А какие у нее куклы?

– О-о! Необыкновенные! Тренькают на разных языках. В основном тряпичные. Ага, задернула!

– Центр, где она учится, далеко находится?

– Метро «Таганка», а там близко центр-музей Высоцкого. Была там?

– Не успела пока.

– Обязательно сходи! Больше у нас так никто не поет. Точно, никто. И Мышонок любит.

– У тебя друг – Яша?

– Да, Гольд. И Муравей.

– Это Вадим Муравьев?

– Да.

– Его почему-то сегодня не было в школе.

– Слышала, как он лабает на гитаре?

– Еще не слышала. Говорят, высший класс.

– Высший! Еще, значит, услышишь.

– Денис… – Таня как-то совсем тихо заговорила. – В классе шум о наркотиках. И я видела вчера, как на перемене было что-то непонятное… Какие-то «витамины»! Про Вадима говорят, что он схватил эти «витамины» и куда-то рванул. Ты об этом знаешь?

– Знаю. Сейчас только Гольд приходил. Он ищет Муравья.

– Как же это могло случиться?

– Да вот и случилось… Слабаки оказались! Мы уже давно всем классом, да и всей школой, решили объявить войну наркоте и курению. И вроде все держались… Теперь будем что-то срочно решать.

– В стране, где мы жили, строго с наркотиками: смертная казнь за распространение. Ведь эти типы – самые настоящие убийцы! Зарабатывают деньги на человеческой слабости. И в других странах, я читала, тоже строго наказывают… А в нашей…

– Да, пока слабовато. Ладно, об этом потом. Так на чем мы остановились? Ага. Вперед! – скомандовал Денис и размашисто зашагал по дорожке. – Движемся в сторону серого ящика в темпе allegretto росо mosso, как любит говорить Мышонок! Быстро, быстрее…

– Ольга Павловна, жена нашего посла, тоже любила так говорить, когда проводила с нами занятия. Ты, наверно, на чем-то играешь?

– А то! На нервах. И люблю, чтоб все звучало в до мажоре.

– А серьезно?

– Я охранник. Слежу, чтоб никто не мешал Мышонку дышать и работать. Вот это и есть моя главная игра. Ну а с Мышонком как потанцуешь – так заговоришь не только на итальянском. – Денис покосился на вышагивающую рядом Таню и сам себя даже похвалил: «Дэн, ты все-таки придумал ей отличное прозвище – Цапля!

Никаких вопросов!» – Только не болтни Мышонку, что из-за нее пропускаю школу.

– Почему?

– Придушит. Она ни о чем не должна знать, а то устроит большую шумягу. С ее училкой в школе я договорился, что Мышонок не валяет дурочку, занимается дома. Конечно, накрутил про разные ее ангины, бронхиты! Короче, там полный штиль. А насчет меня даже не догадывается. Принципиальная – жуть! И очень чувствительная! В каждое слово вслушивается.

– Я все поняла. Ничего лишнего не ляпну. А на переменках какой-то пацан так выпендривается: весь в коже ходит, мобильник дорогущий, цепь на шее. В черных очках гуляет по коридору, а в ушах плеер. Так это смешно! А наши девочки глаз не сводят. Прямо артист! Строит из себя Рэмбо.

– Это не артист. И не Рэмбо. Shit на палочке!

– Дерьмо на палочке? Do you speak English?[1]

– Yes. Just a bit[2].

– You have an excellent pronunciation![3]

– It runs in my family. Take no notice[4]. А пацан – это Косой. Глаза у него в полном порядке, но сам он все делает наперекосяк. Потому и стал Косым.