Книга Безымянные культы. Мифы Ктулху и другие истории ужаса - Роберт Говард

Впрочем, сказал он лишь следующее:

– Я передумал, сегодня мы не станем заниматься раскопками. Кто-нибудь мог выследить нас. Отложим, пожалуй, все это до завтра. А сейчас мне хотелось бы вернуться в гостиницу.

Я ничего не ответил, повернулся спиной к нему и, пребывая в мрачности, побрел по направлению к берегу. Он начал подниматься по склону холма, направляясь в ту сторону, где находился город. В тот момент, когда я оглянулся, он оказался на его вершине, очертания его фигуры четко вырисовывались на фоне подернутого дымкой неба. Если бы одной ненависти к человеку было достаточно для того, чтобы убить его, он тут же упал бы замертво. Я смотрел на него сквозь красную пелену, застилавшую мне глаза, чувствуя, как кровь пульсирует у меня в венах на висках, отдаваясь в ушах стуком, подобным грохоту молота.

Я повернулся спиной к морю и резко остановился. Мрачные мысли на некоторое время целиком поглотили мое внимание, и я заметил, что передо мной стоит женщина, лишь оказавшись в нескольких футах от нее. Она отличалась высоким ростом и крепким телосложением; ее суровое, обветренное, как здешние холмы, лицо, черты которого свидетельствовали о силе характера, покрывали глубокие морщины. Наряд ее показался мне несколько странным, но я не придал этому особого значения, так как знал, что многие из ирландцев, живущих в глуши, одеваются весьма своеобразно.

– И что же ты делаешь здесь, возле каирна? – проговорила она грудным полнозвучным голосом.

Я изумленно воззрился на нее: она обратилась ко мне по-гэльски, и хотя в самом этом не было ничего странного, язык, на котором она говорила, отличался архаичностью, а мне казалось, что в устной речи его давно уже никто не использует и им владеют лишь ученые-филологи. «Наверное, это обитательница отдаленных горных краев, – подумал я, – жители которых до сих пор говорят на языке древних предков, сохранившемся во всей своей первозданности».

– Мы гадали о том, какая тайна погребена под ним, – ответил я на том же языке, слегка запинаясь: хотя я в совершенстве владел гэльским в той форме, в которой его преподают в учебных заведениях, мне пришлось приложить немалые усилия, чтобы достойным образом ответить ей, соблюдая все правила, присущие древнегэльскому языку.

Она степенно покачала головой.

– Мне не понравился темноволосый мужчина, который приходил с тобой, – хмурясь, проговорила она. – А кто ты такой?

– Я – американец, хотя родился и вырос здесь, – ответил я. – Меня зовут Джеймс О'Брайен.

Ее холодный взгляд вспыхнул странным светом.

– О'Брайен? Значит, мы с тобой принадлежим к одному и тому же клану. Моя девичья фамилия – О'Брайен. Я вышла замуж за человека из клана Мак-Донналов, но душе моей всегда были ближе те, с кем меня связывает кровное родство.

– Вы живете где-то неподалеку отсюда? – спросил я, продолжая размышлять о том, почему у нее такой необычный выговор.

– О да, в свое время я жила в этих краях, – ответила она, – но мне давно уже не приходилось здесь бывать. Я вижу, как сильно тут все изменилось. Я вернулась сюда, откликнувшись на зов, природа которого непостижима для тебя. Скажи, ты хочешь разобрать каирн?

Я вздрогнул и пристально посмотрел на нее, но затем решил, что она, скорей всего, каким-то образом подслушала наш разговор с Ортали.

– С моими желаниями никто не считается, – с горечью сказал я. – Мой спутник Ортали непременно сделает это, и мне придется помочь ему. Но, будь моя воля, я не притронулся бы к этим камням.

Казалось, ее холодному взору открылась вся подноготная моей души.

– Глупец, чьи глаза слепы, всегда готов устремиться навстречу собственной погибели, – мрачным тоном проговорила она. – Что известно этому человеку о тайнах, которые хранит наша древняя земля? Здесь произошли события, весть о которых отозвалась эхом во всем мире. В давние времена, когда деревья Томарс Вуд[17] еще темнели, шелестя листвой, радом с равниной Клонтарф, а на южном берегу реки Лиффи высились стены норманнского города Дублин, наступил день, когда лучи заходящего солнца осветили моря пролившейся здесь крови и вороны закружили тучами над телами павших на поле брани. В тот день король Бриан, наш с тобой предок, сломил боевую мощь норманнов, обрушивавшихся с набегами на эти берега. Среди них были выходцы из разных уголков материка и с островов, затерянных среди морей; их кольчуги сверкали холодным блеском, а увенчанные рогами шлемы отбрасывали длинные тени, ложившиеся на землю. Носы их кораблей, бороздивших морские просторы, украшали резные фигуры драконов, а плеск их весел был подобен шуму бури.

На этой равнине поверженные герои падали на землю, словно колосья спелой пшеницы под серпом жнеца. Здесь нашел свою смерть Ярл Сигурд Оркнейский, Бродир, правитель острова Мэн, последние из властителей морей, и все, кто командовал их бойцами. Погибли здесь и принц Мурхад, и сын его Турлог, и многие из предводителей ирландских войск, и сам король Бриан Бору, величайший из монархов Эрин[18].

– Воистину так! – События, о которых повествовалось в преданиях старины, где я родился, неизменно вызывали горячий отклик в моей душе. – Здесь пролилась кровь моих сородичей, и хотя я провел большую часть жизни в далеких краях, кровные узы, связывающие меня с этой страной, нерушимы.

Она неспешно кивнула и извлекла из-под складок одежды какой-то предмет, на миг блеснувший в лучах закатного солнца.

– Возьми, – промолвила она, – ты можешь владеть им по праву родства, и я передаю его тебе. Я чую приближение невероятных страшных событий, но оно оградит тебя от любых бед и от злокозненных порождений мрака. В нем заключена великая святая сила, непостижимая для человеческого разума.

Я с трепетом принял предмет, который она протянула мне, и увидел, что это распятие из золота, украшенное причудливой узорной чеканкой и крошечными драгоценными камнями, изготовленное, вне всякого сомнения, в давние времена кельтскими мастерами. В памяти моей пробудились смутные воспоминания о реликвии, утраченной несколько столетий назад, упоминания о которой встречались в некоторых манускриптах, созданных безвестными монахами.

– Боже милостивый! – воскликнул я. – Но ведь это… мне кажется… неужели это и есть распятие, принадлежавшее некогда святому блаженному Брендану[19]?

– О да, – ответила она, сопроводив свои слова величественным кивком. – Это крест святого Брендана, творение осененного благодатью праведника, созданное задолго до того, как скандинавским варварам удалось превратить Эрин в адское пекло, в те дивные времена, когда обитатели этих краев жили в мире и святости.