Книга Департамент нераскрытых дел - Рой Викерс

Затем водитель развернулся и поехал через Уитчерч в Лондон. В четверть третьего, на круглосуточной заправке недалеко от моста Кью, на западной окраине Лондона, служащий залил ему в бак пять галлонов бензина, обратив внимание на то, что пассажирское сиденье снято для перевозки громоздкого груза, а к заднему стеклу приклеен яркий плакат.

И, наконец, гараж «Шелл-Мекс» на Стрэнде, в центре Лондона, сообщил, что автомобиль «уэлман» с нужным номером заехал на стоянку вскоре после трех часов ночи, однако сиденье было уже на месте, а приводной вал отсутствовал.

– Значит, он привез эту штуку в Лондон! – заключил Карслейк. – Не потрудился потратить даже десяти минут, чтобы где-нибудь выбросить. Но где в Лондоне можно избавиться от приводного вала? Хм! Только если в каком-нибудь парке. Позвоните во все отделения полиции и распорядитесь, чтобы немедленно начали поиски. Скажите, что искать следует возле дорог. А если кто-то уже обнаружил странную вещь, пусть хранит, пока мы за ней не приедем.

– А что делать с гвоздиками, сэр? – уточнил подчиненный.

– Тоже не мешает проверить для проформы. Плакаты, подобные тому, в который были завернуты цветы, распространяет некая миссис Хеммелман. Узнайте, не вспомнит ли она, у кого мог быть такой: вдруг что-нибудь выяснится – разумеется, о погибшем. Убийцы с цветами не ходят.

Глава 2

Нельзя винить Карслейка за то, что не оценил истинную роль гвоздик как важной улики. Информация заключалась не в рекламном плакате, послужившем оберткой букету, а в самих цветах, которые находились во время убийства в машине, но оказались раздавлены приводным валом. Дело в том, что Хью Уэйкеринг – его вполне можно называть убийцей – в буквальном смысле ходил с цветами и, даже стреляя в Катберта Брайдстоу, держал букет в руке. Больше того: запах гвоздик оказался решающим фактором, заставившим его нажать на спусковой крючок.

Справедливости ради стоит заметить, что именно обертка букета быстро навела Скотленд-Ярд на след убийцы и поставила того в опасное положение. Но если бы полицейские начали спрашивать Уэйкеринга о самих гвоздиках, а не о плакате, в который они были завернуты, он не выдержал бы и сдался. В этом убийца признался перед смертью, которая настигла его в собственном доме, в собственной постели, через десять лет после преступления.

Во втором сообщении по радио были представлены следующие приметы Уэйкеринга: рост примерно пять футов девять дюймов, возраст – между тридцатью и сорока, волосы темные, глаза темные, слегка навыкате, черты лица правильные. Судя по одежде и грамотной речи, образован и обеспечен.

В действительности убийца работал адвокатом и имел небольшую, но вполне удовлетворительную практику и офис на Минсинг-лейн, в оживленном районе, где преобладают брокеры, специализирующиеся на торговле чаем и кофе. Описание оказалось бесполезным, поскольку ему соответствуют тысячи людей. В перечне примет не оказалось самой главной – Уэйкеринг был невероятно красив. Такого, раз увидев, потом обязательно узнаешь. Но вот что странно: несмотря на выдающиеся внешние данные, образованность и живой ум, мужчина совершенно не пользовался успехом у женщин и в свои тридцать шесть лет все еще жил с матерью.

История убийства берет начало 28 января, в 09:00, у ворот тюрьмы Холлоуэй. Среди клиентов Уэйкеринга никогда не числилось ни единого мошенника, зато присутствовала выдающаяся особа, миссис Хеммелман, – богатая вдова и яркая фигурантка весьма эксцентричного, но проигранного дела. Миссис Хеммелман предпочла провести месяц в тюрьме, чтобы не платить штраф в размере сорока шиллингов за плохое поведение одной из своих собак, и попросила Уэйкеринга встретить ее после освобождения.

Подойдя к тюрьме, адвокат увидел у ворот «роллс-ройс» миссис Хеммелман, импозантное заднее стекло которого было осквернено плакатом размером с газетную страницу. Инцидент с собакой приобрел масштаб острого социального конфликта, требующего немедленного законодательного разрешения. Несколько дюжин подобных отвратительных плакатов было отправлено в офис Уэйкеринга для распространения среди клиентов, разделявших страсть миссис Хеммелман к животным.

Просидев некоторое время в машине рядом с шофером, Уэйкеринг вышел, чтобы подождать возле «роллс-ройса». Ждал он долго, не подозревая, что миссис Хеммелман, теперь уже свободная женщина, все это время журила начальницу тюрьмы за недостатки пенитенциарной системы в конкретном приложении к ее заведению.

Пока Уэйкеринг топтался у ворот, пытаясь хоть немного согреть ноги, на свободу выходили освободившиеся из заключения женщины, и вдруг появилась… Джинни, которую он видел последний раз двенадцать лет два месяца назад. Лицо ее утратило былую свежесть, а платье поистрепалось.

– Джинни Брайдстоу! – все же решил окликнуть ее Уэйкеринг, хотя сомневался, что это она.

– О, так это же старина Хью!

Все буквально перевернулось в душе, заставив забыть и изменившуюся внешность, и убогое платье. Все вернулось на двенадцать лет назад, когда этот голос волновал до дрожи. Шок оказался еще сильнее, когда Джинни с грубоватой прямотой добавила:

– Я заметила тебя, как только вышла из тюряги, да только глазам своим не поверила.

«Из тюряги…» Он сжал ее руку и воскликнул:

– Как ты здесь оказалась?

Она вырвала ладонь.

– Ты что, не знаешь, как? Целых шесть месяцев чалилась, если хочешь знать. Еще вопросы будут? Тогда бывай!

– Не смей разговаривать со мной таким тоном! – не то приказал, не то взмолился Уэйкеринг: мечта двенадцати лет жизни рушилась на глазах. – А Катберт знает, что ты отбывала наказание?

– Катберт? О, понимаю, к чему ты клонишь. Не случайно назвал меня Джинни Брайдстоу. Месяц-другой я и вправду думала, что буду миссис Брайдстоу, да только свадьба так и не состоялась. Все давно забыто.

– Не состоялась! А я послал вам поздравительную телеграмму и свадебный подарок…

– Да, теперь вспоминаю. Очень мило с твоей стороны, Хью.

Голос и манеры Джинни двенадцатилетней давности вернулись и мгновенно погасили последние остатки чувства долга Уэйкеринга перед миссис Хеммелман.

– Но в то время мы не могли ничего объяснить, а сейчас уже незачем ворошить старое. Давай попрощаемся как добрые друзья. Не спрашивай ни о чем – все равно не смогу ответить. Честное слово, не смогу, – со вздохом проговорила Джинни.

– Не задам ни единого вопроса, но кое-что важное сказать должен.

– Что ж, хорошо. Знаю одно уютное местечко, где можно спокойно посидеть и поговорить. Правда, придется ехать на автобусе, потому что такси в этих местах не любят.

Они пошли к автобусной остановке и по пути увидели цветочную лавку.

– Красные гвоздики! – воскликнула Джинни. – Когда-то они приносили мне счастье. Помнишь?

Да, Уэйкеринг все отлично помнил, а потому вошел в магазин и купил букет красных гвоздик по пять шиллингов за штуку. Аромат тут же напомнил о неутоленном вожделении к той, прежней Джинни, на которую сейчас он едва находил силы смотреть. Забрав холщовую сумку, Хью вручил ей букет, и они отправились в подвал неподалеку от вокзала Кингс-Кросс, где выпивку продавали круглосуточно.