Книга Наследница царицы Савской - Индия Эдхилл

Когда Соломон ушел, Нефрет некоторое время сидела неподвижно, глядя на игральную доску из слоновой кости и ляпис-лазури. Ее царь и господин так старался, а она так мало могла сделать, чтобы утешить его. Она его понимала, но царь Соломон не понял бы дочь фараона, проживи он хоть тысячу лет.

Разве мог он понять ее? Да, он, как и она, родился в семье правителя. Но ее с детства тщательно готовили к тому, чтобы выполнять сложнейшую роль жены фараона. Прививали ей изощренное искусство власти. Соломон же был младшим сыном царя Давида, далеким от трона, и его не учили править и держать себя. Он добился престола возмутительными с точки зрения Нефрет способами.

Но ее обширная, благословенная богами страна отказалась от законов Маат. От правды и равновесия.

А тем временем управляемое Соломоном царство стало таким богатым и могущественным, что сам фараон начал искать союза, впервые за все время существования Египта предлагая дочь Дельты и Долины в жены в обмен на торговые соглашения. «Как будто я – тюк полотна или кусок слоновой кости. Как будто дочь фараона – товар».

Брак с царем Соломоном стал для нее изгнанием в суровую и неприветливую землю. В страну, не обладавшую искусством, литературой, да и вообще ничем изысканным и утонченным. Местным танцам не хватало ритма, а музыке – очарования.

«У них тут нет истории, откуда же взяться искусству, песням или повествованиям?» Хуже того, местные жители были плохо воспитаны.

Только благодаря Соломону это изгнание не становилось совсем уж невыносимым. Добрый и терпимый, он даже сумел создать иллюзию того, что испытывает должное благоговение перед судьбой, даровавшей ему в жены одну из дочерей фараона. Он действительно гордился своим достижением. Нефрет знала это, ведь он делился с ней своими мыслями.

– Оба мы умны, – сказал он ей в брачную ночь, – а потому оба знаем, что мне выпала великая честь. И знаем также, что хорошие отношения с Израилем нужны фараону. Иначе ты бы здесь не оказалась. Но я постараюсь сделать тебя счастливой, – с улыбкой добавил он.

Он сдержал слово. Для нее выстроили покои со внутренним двором в египетском стиле, чтобы в Иерусалиме она чувствовала себя как дома. Она сохранила всех своих слуг и богов, могла соблюдать все обычаи. В обмен он получил ее безупречную верность и все ее таланты. Но не любовь. С другой стороны, ее любви он и не хотел. Она старалась любить его, как полагается хорошей жене, но оставила свои добросовестные попытки, увидев, что ее новый господин испытывает неловкость от избытка страсти – он слишком ясно видел притворство. Тогда она даровала ему уважение, дружбу и возможность отдохновения – ведь ее супруг нуждался в этом, а она искренне восхищалась им и очень хотела ему угодить.

А царь Соломон отвечал дочери фараона теми же дарами.

Нефрет медленно собрала изящные фигурки из черного дерева и слоновой кости. Аккуратно расставила их в лунки на игральной доске. Лис, собака, снова лис. И вот все фигурки оказались на своих местах.

Уважение и дружба. У нее даже не было детей. Вспоминая братоубийства в доме Давида, Нефрет приучила себя думать, что отсутствие детей – благословение, а не проклятие.

«Мой царь и господин уважает меня. Я пользуюсь его расположением. У меня есть свои занятия». Нефрет рисовала – искусство, чуждое этой отсталой стране. Ради собственного развлечения она вела дневник наблюдений за повседневной придворной жизнью, изображая ее яркими красками и складывая папирусные свитки в тщательно пронумерованные сосуды. Кроме того, она занималась садоводством – еще одно умение, которым тут почти не владели. Планировать, чем засадить сад во внутреннем дворе, подбирать оттенки и сорта – просвещенное, изысканное удовольствие. Нефрет выращивала лилии.

«Да, в целом можно сказать, что моя жизнь приемлема».

Нефрет поставила в лунку последнего лиса. Теперь доска выглядела так же, как до игры.

Затем царица встала и тихо прошла в свою украшенную на египетский манер спальню. Роспись на стенах изображала заросший густым тростником речной берег и множество птиц – уток, ибисов, гусей. Над рекой раскинулось синее небо, где кружилось еще больше птиц.

Нефрет остановилась перед своим любимым изображением, напоминавшим о прошлом: стайка ласточек вьется высоко над камышами. Она стояла там неподвижно, словно разрисованная статуя, пока ее служанка Тети осторожно снимала с нее светлое льняное платье, расстегивала массивное ожерелье из ляпис-лазури и сердолика, расплетала тугую прическу.

И вот наконец Тети взяла кусочек мягкой ткани, обмакнула его в лимонную воду и начала осторожно смывать с лица Нефрет шафран, малахит и кармин. Тети, столь же безупречно воспитанная и деликатная, как ее хозяйка, ничего не сказала о темных потеках сурьмы под влажными от слез глазами госпожи Нефрет-Меритхотеп.

Веная

«Разве так живут воины? Разве так живут полководцы?» Но он уже не был полководцем, он стал царским военачальником, возглавлял все войска Соломона.

Поэтому почти все утро он слушал, как его писец зачитывает списки продовольствия и амуниции. Днем он обсуждал, как организовать новые гарнизоны в полудюжине пограничных городов. Пришлось прерваться на час, потому что срочно понадобилось успокоить уязвленное самолюбие царского тысяченачальника: он, как и его двоюродный брат, желал более высокой должности, но повысили брата, а не его. Уже удлинялись тени, а Веная все еще не мог ни на миг оторваться от дел.

«Иногда кажется, что это тюрьма, а не дворец». Ведь что такое тюрьма, как не место, которое нельзя покинуть по собственной воле? «В старые времена, при царе Давиде, все делалось по-другому. Тогда полководец, обнажив меч, шел в битву. А теперь…»

Теперь царский военачальник сидел и слушал отчеты о чужих деяниях. Сидел и слушал, а читали ему мужчины с мягкими голосами и руками. Сидел и гнил.

«Да послушай себя! Ты говоришь, как старик». Веная вздохнул и протер глаза: масляная лампа чадила. «И это тоже нужно исправить. Скажу об этом Авену», – отметил про себя Веная.

Он знал, что ответит его слуга Авен: Венае пора жениться. Но Веная слишком давно обручился со своим мечом, и время более нежных соблазнов прошло. «Да и не пожелает меня молодая женщина». Девушки на выданье мечтали о молодых героях. О таких, каким был когда-то царь Давид, красивый телом, искусный в любовных речах.

«Девушкам в грезах не являются огрубевшие старики со шрамами на руках и седеющими волосами». Веная покачал головой и грустно улыбнулся. Никто бы не поверил, что царского военачальника гнетут подобные мысли. Разве могли такое вообразить о Венае – умном, сильном, бесконечно преданном, правой руке царей? Но время шлифовало людей, как точильный камень – клинки, заостряло их, чтобы лучше служили. И в конце концов стачивало на нет.

– Да, Веная, ты говоришь как старик. Ты мрачен и зол, словно лев, мучимый зубной болью.

Когда он произнес эти слова вслух, стало легче. Угрюмые мысли превратились в обычную невеселую шутку. Веная знал, что на самом деле не стар – пока. Но жизнь в царском дворце заставляла человека ходить странными и трудными путями. Роскошь и праздность… Для воина это не жизнь.