Книга Семь бед - один ответ - Алексей Лютый

А между тем мне нужно было как-то выбраться из кладовки Хрюмира. Можно, конечно, было заорать, как прошлый раз, но я сомневался, что Ингвина повторно поймается на мою уловку. Пока я размышлял над решением новой проблемы, выход нашелся сам собой. В дом вернулся мой Сеня и поинтересовался у дамочки, куда я подевался. Получив указание по направлению движения, Рабинович приперся в кладовку, чтобы полюбопытствовать, что же я украл в этот раз. Можно подумать, я только и делаю, что еду из кухни таскаю. Я же вам не Попов какой-нибудь!

Впрочем, вступать в бесполезные дискуссии со своим хозяином я не стал и, едва он отодвинул полог из шкур, тут же выскочил прежним способом на свободное пространство. Сеня же, идиот великовозрастный, посчитал мою ретираду следствием какого-то нехорошего проступка и принялся допытываться, что же я натворил в этот раз. А когда не нашел никаких следов погрома, то успокоился и влюбленно посмотрел на Ингвину. Дон Жуан длинноклювый!

– Ингвиночка, дров мы натаскали, – нежно прикасаясь к рукаву ее куртки (тьфу, смотреть противно!), проворковал он. – Теперь нужны дальнейшие инструкции, что с телом усопшего делать. Ну, там ритуалы всякие…

– Оружие нужно будет на костер положить и еды какой-нибудь, чтобы Хрюмир не голодал на пути в Вальгаллу. Хорошо бы еще коня какого-нибудь, но поскольку у старого мудреца живности не было, придется плюхать ему пешком, – загибала пальцы воительница. – Погребальную речь я прочитаю сама, а вот где нам плакальщиц взять, понятия не имею.

– Ну, по этой части Попов мастак, – усмехнулся Сеня. – Он у нас постоянно скулит…

– Сеня, а ты не оборзел? – входя в главную комнату, возмутился запорошенный снегом Андрюша. – Это ты кого нытиком обозвал? На себя посмотри лучше. Стоит тебе копейку несчастную потерять, так ты такую истерику закатишь…

– Где ты в наше время копейку видел? – торопливо перебил его Рабинович, не желавший слушать душещипательные подробности о своем характере. – Ладно, уймись. Если уж Хрюмир сможет обойтись без коня, то без плакальщиц перебьется и подавно.

На том и порешили. Собрав со стены все имевшееся в доме оружие, Попов с Ингвиной вытащили его на улицу. Сене с Жомовым выпало транспортировать к последнему пристанищу тело своевременно скончавшегося крокодила. Ни Рабинович, ни Ваня не были в восторге от такой миссии, однако деваться им было некуда. Не мне же, в конце концов, трупы на себе таскать!

Хрюмира уложили на внушительную поленницу из бревен, сверху засыпали оружием и набросали несколько мешков с какой-то снедью. Глядя на это изобилие, я подумал, что эйнхериям в Вальгалле, видимо, на самом деле хорошо живется. Уж если чахлый задохлик Хрюмир после смерти сможет тащить на себе такую гору припасов и амуниции, то он попросту должен был восторженно прыгать, будто двухнедельный щенок около мамкиной сиськи, оттого что стал здоровым и сильным. А четверо путешественников, окончив приготовления, запалили погребальный костер с четырех сторон. Ветер на это время почему-то стих, но, едва занялись бревна, задул с новой силой, раздувая до небес жаркие языки пламени. Мне даже в сторону пришлось отскочить, чтобы не опалить шкуру!

– Это хорошая примета, – со знанием дела пояснила Ингвина. – Если Один приказывает ветру помочь быстрее сжечь тело, значит, он благоволит к погибшему воину и жаждет быстрее увидеть его в Вальгалле.

– Угу. Или просто так страстно желает избавиться от наглого колдуна, что даже прах его на сотни верст раскидать хочет, – буркнул себе под нос Рабинович, а вслух сказал: – Это хорошо. Что же, читай, благородная воительница, свою погребальную речь.

– Да, уже пора, – кивнула головой Ингвина и заговорила нараспев: – Вот и настала последняя минута прощания с человеком, чье благочестие было известно за многие километры вокруг. Он был праведником и никому не желал зла, поэтому прошу я господа бога нашего, Иисуса Христа… Мамочки! – Воительница так вытаращила глаза, словно пыталась рассмотреть свой вышедший из-под контроля язык. Несколько секунд мы тоже оторопело смотрели на нее, но девица быстро взяла себя в руки и попробовала начать по новой. И опять получилось что-то явно не то.

– Хари Кришна, хари Рама! – завопила она и тут же зажала себе рот обоими руками. Из глаз воительницы были готовы брызнуть настоящие женские слезы. Но, к моему величайшему сожалению, ледышка не растаяла. Она лишь плотно стиснула зубы и, почти не раскрывая рта, пробормотала: – Один, заклинаю тебя именем твоей матери Бестлы и твоего предка Бури, прими сего доблестного воителя в дом своих сынов. Накорми, напои и выдели подобающее ему место. – Удовлетворенно кивнув головой, девушка продолжила, уже громче: – Ибо умер благородный Хрюмир, как и подобает воину, от меча. И свидетелями его достойной смерти были, без сомнения, благородные Сеннинг Робинсен, Победитель етунов (ага, у Сени новая кличка!), Ивар Жомовсен, Железный кулак (башка у него железная!) и Анддаль Поповсен, Разрыватель чудовищ (уж, если он чего и «Разрыватель», то только туалетной бумаги!). О чем они и готовы, о Повелитель воинов, свидетельствовать пред тобою.

– Ага! Только дай до тебя добраться, – вновь буркнул себе под нос Рабинович, а вслух сказал: – Аминь! А теперь пойдемте в дом и помянем усопшего, чем Один послал.

В этот момент все отвернулись от пепелища и я смотрел на него один, не в силах оторвать взгляда от завораживающего танца языков пламени, единственным недостатком которых был их цвет – огненно-рыжий, в тон шевелюре ненавистного мне Дядюшки Лиса! И может быть, от того, что я подумал об этом лживом бандите, или просто из-за усталости глаз, но в этот момент я увидел совершенно отчетливо над костром, в клубах дыма, самодовольно ухмыляющуюся морду Хрюмира. Клянусь мозговой косточкой, что спрятана у меня в отделе!

Поминальный ужин по отбывшему в Вальгаллу Хрюмиру был пересыщен песнями, плясками и пошлыми бородатыми анекдотами в исполнении бесподобного Вани Жомова. То есть проходил строго в соответствии с обычаями викингов. Причем ближе к его окончанию я заметил наличие некоего разделения труда. Жомов, как я уже говорил, травил анекдоты, но при этом умудрялся без остановки пить хрюмировскую бражку и не закусывать. Андрюша, наоборот, поглощал запасы карлика с необыкновенной быстротой, изредка подбрасывая съедобные куски нам с Горынычем. Поначалу он и от Вани не отставал в поглощении выпивки, но под конец, почувствовав, что третий раз проносит кусок мяса мимо рта, решил сбавить обороты. А мой Сеня в меру ел, в меру пил, но совсем без меры пожирал глазами смазливую валькирию.

Помимо этих занятий, Рабинович успевал быть галантным кавалером. Едва пустел бокал у Ингвины, как он тут же вновь наполнял его. Уж не знаю, чего Сеня хотел этим добиться, но дамочка пила медовуху, как верблюд воду. При этом она почти не пьянела и внимания на галантного кавалера обращала не больше, чем слон на подковы работы Левши. Воинствующая дикарка весело хохотала над теми плоскими Ваниными анекдотами, которые не содержали специфических для нашего времени терминов, пыталась (вынужден признать, довольно мелодично!) подпевать Попову, видимо, от сильного перегрева затянувшего древний хит юных сборщиков утиля «Взвейтесь кострами, синие ночи». И вообще, вела себя так, будто нас с Рабиновичем и вовсе не существует. Ну не стерва ли она после этого?!