Книга Обитель милосердия (сборник) - Семён Данилюк

— Чего уж теперь! — Танков равнодушно бросил трубку. Из-под разрисованного листа достал другой, чистый, в середине которого аккуратно, старательно обводя буквы, вывел: «Рапорт».

На стуле скулила, раскачиваясь, пожилая женщина в спущенном чулке.

Из книги учета происшествий:

«13 октября, в 20 часов 40 минут, в селе Субботино Будаков Геннадий Семенович, 38 лет, несудимый, разнорабочий совхоза «Рассвет», находясь в нетрезвом состоянии, на почве ревности избил жену, Будакову Галину Ивановну, 35 лет, рабочую того же совхоза, после чего заперся в доме и, угрожая убийством двух малолетних детей и самосожжением, открыл огонь по прохожим. В результате причинено проникающее пулевое ранение Антонову Борису Николаевичу, 44 лет, главному агроному совхоза «Рассвет». Выездом на место опергруппы преступник задержан и водворен в ИВС. Возбуждено уголовное дело».

Из официального ответа начальника управления внутренних дел на заявление.

Копия: в областную газету.

«Уважаемая гражданка Павлова! Проведенным служебным расследованием факты, изложенные в Вашем письме в газету, полностью подтвердились. Сотрудники органов внутренних дел, не обеспечившие своевременный выезд на место происшествия, что привело к убийству Вашего племянника Гусарова К. Н., наказаны в дисциплинарном порядке: заместителю начальника райотдела капитану Сиренко объявлен выговор. Начальнику уголовного розыска капитану Гордееву объявлено о неполном служебном соответствии. Дежурный по райотделу лейтенант Танков из органов внутренних дел уволен».

Экзекуция

Из цикла «Журнал учета происшествий»

Лёшку Бадая, старшего инспектора ГИБДД, на счету которого числились десятки раскрытых «тёмных» наездов, любимца райотдела и грозу автохулиганов, беспощадно изгоняли из рядов милиции. Страшное дело сотворил старший лейтенант Бадай. Полторы недели назад, заявившись домой в неурочный час, застал в постели жены некую особь мужского пола. Ни жена, ни особь на встречу эту никак не рассчитывали. Жена при виде покатившихся из орбит Лешкиных глаз попросту переползла под кровать. Особь же, завороженно глядя на подрагивающий в милицейской руке пистолет, мелко и быстро икала.

Удержался Лешка от крайности. Лишь ухватил с туалетного столика початую бутылку коньяка, опорожнил из горлышка и долбанул ею о зеркальный шкаф, что купили с женой на первую после свадьбы получку. Затем вылетел на мороз, где поджидал хозяина знаменитый в городе красный «Москвич» с немыслимым рупором на крыше. Забыв про гололёд, надавил в сердцах на акселератор и на первом же повороте точнёхонько въехал в фонарный столб.

Машина, как написали в протоколе, получила незначительные технические повреждения, а водителя вынули из-за руля с закрытым переломом голеностопа и поганенькой припиской в диагнозе — «средняя степень алкогольного опьянения».

Сейчас он сидел, нахохлившись, в углу Ленкомнаты, где как раз начиналось общее собрание с единственным пунктом в повестке дня: «Персональное дело А. Бадая».

Опершись на клюку, Лешка с мрачной безысходностью разглядывал обувь членов президиума. Тяжело впечатались в пол сапоги начальника райотдела полковника Бойкова. Подрагивали, словно борзые на поводке, «лодочки» его нового зама, старшего лейтенанта Платошина. В центре, меж ними, широко раскорячились стоптанные туфли первого заместителя начальника управления внутренних дел генерал-майора Скворешного. Скворешный то и дело приподнимал правую туфлю и прямо рантом с усилием скрёб по лодыжке левой ноги. «Чешется, видать», — некстати посочувствовал Лешка.

Скворешного не любили и побаивались: не с «земли» человек, пришлый, посажен обкомом партии надсматривать за милицейскими кадрами. Заглазно генерала, убежденного трезвенника, моралиста и ретивейшего борца за чистоту рядов, именовали «охотником за ведьмами». И то, что он лично прибыл на собрание, с неотвратимостью подписанного приказа свидетельствовало о безнадежности Лёшкиного положения.

Наконец туфля Скворешного поторапливающе дотронулась до соседского сапога. Бойков неохотно поднялся, постучал ручкой по графину. Постучал, скорее следуя ритуалу, чем из необходимости. В большой, туго набитой людьми комнате давно установилась спёртая, подавленная тишина.

— Допрыгались, други? — Начальник отдела хмуро оглядел макушки собравшихся. — Ведь сколько раз предупреждал. Ну чисто бараны! А уж чтоб Бадай…

Лёшка поднял виноватые, страдающие глаза на начальника («бывшего начальника», — горько осознал он).

— Что теперь смотришь? — Бойков отвёл взгляд. — Пятнадцать лет без единого нарушения. С Доски почёта не слезал. Сколько наездов раскрытых! А уж чтоб пьяным за рулём… Так на шестнадцатый год отмочил-таки! И главное, точнехонько подгадал под кампанию по борьбе с пьянством на дорогах. Как специально ждал. А, что с вами!.. — Он сел было, но, спохватившись, приподнялся: — На собрании присутствует Петр Петрович Скворешный. Я думаю, он лучше меня обрисует подоплеку, так сказать… Прошу, Петр Петрович.

Скворешный недовольно скосился на стареющего полковника. Не вставая, внушительно прокашлялся:

— Вот смотрю я на вас, молодых, здоровых… Как говорится, кровь с молоком. — Он добро улыбнулся. — Кажется, чего не работать во славу, так сказать, державы. Но вот, оказывается, есть среди вас такие, у которых и кровь, да и совесть на спиртном замешаны. Именно что на спиртном! — надавил Скворешный. Отстранённое молчание, установившееся в помещении, ему решительно не нравилось. — Правду говорят, что в семье не без урода. И этот урод, он, понимаете, та самая ложка дёгтя, что бочку мёда поганит. Это ж надо! Все органы, понимаешь, напрягают силы, чтоб перебороть такое позорное явление, как пьянство. И находятся-таки в наших рядах людишки! Которые не только по всяким зауглам распивают, но ещё и пьяными за руль лезут. Тем более офицер дорожно-патрульной службы. Это ж до какой распущенности надо дойти. А ведь кто управлял, тот знает, дорога — всегда повышенная опасность. Просто в голове не укладывается!

Скворешный натужно задышал. Весь вид его выражал крайнюю степень возмущения. Но Лешка-то видел, как во время возникшей паузы содрал он с себя правую туфлю и освободившимся носком принялся чесать левую лодыжку с таким остервенением, что из-под брючины выползла застиранная кальсонная резинка.

«Подойти, что ль, почесать? Может, скостит за усердие». Лешка хмыкнул от осознания безмерности унижения, на которое был сейчас способен, лишь бы не выгнали.

— Словом, вопрос с Бадаем решённый, — облегченно объявил Скворешный и рубящим движением руки окончательно отделил подрагивающего в углу Лёшку от остальных. — Конечно, мы могли бы просто уволить его. Но руководству важно в полной мере учесть мнение коллектива. Понять: способны ли вы сами дать должную оценку безобразному, понимаешь, факту. Так что говорите откровенно. Прошу только, выступая, помнить о чистоте рядов. Пьянице пощады быть не должно!

— И не будет! — заверил его, стремительно поднимаясь, Платошин. — Есть желающие высказаться?