Книга Алый шар луны - Анна Данилова

– Не знаю… У меня сейчас полно дел. Кстати говоря, возможно, уже завтра мне придется лететь в Москву.

– Что ж, будете в наших краях – милости просим.

– Я у Сашки Смирнова остановлюсь. К тому же вы и сами еще не знаете, когда вернетесь домой.

Он был прав – я на самом деле не могла сказать, когда вернусь в Москву. Но все равно мы еще раз, уже как более близкие друзья, обменялись номерами телефонов, в том числе и домашними, и электронными адресами. Бобров отвез меня на вокзал, где мне предстояло подождать полтора часа до поезда, следующего в Сургут. Мы тепло попрощались, я даже позволила ему поцеловать меня в обе щеки.

– Знайте, что у вас в этих краях теперь есть друг, – сказал он, пожимая мне руку. – Ну, все! Счастливого пути! И новых книг, Полина! Даст бог – свидимся!

Я осталась одна. Хотела позвонить Володе, чтобы обрадовать его, сказать, что у меня все хорошо, я возвращаюсь, вот только заеду на обратном пути к Миле, а из Сургута – на самолете обратно, в Москву. Но неожиданно мой телефон ожил. На дисплее высветился незнакомый номер.

– Слушаю.

– Это Вера Петровна, – голос у Агренич-старшей был предельно взволнованный. – Послушайте, у меня потрясающие новости!!! Вы только-только ушли, как ко мне собственной персоной явился Смышленов! Он рассказал мне совершенно удивительную историю! Оказывается, два с половиной года тому назад он уже получил восемьдесят тысяч долларов от неизвестного человека. С двойной фамилией! Вернее, я так поняла, что первая-то фамилия принадлежит самому отправителю, а вторая – Агренич! Поэтому-то Смышленов и понял, что деньги от Нади! Понимаете, что это означает?! Что она жива! Жива моя дочка!

Я не просто удивилась. Я была потрясена!

– Подождите, успокойтесь… Вы хотите сказать, что я сегодня перевела ему деньги… как бы во второй раз?! Что в первый раз ему их переслала Надя? Назовите мне полностью фамилию человека, отправившего перевод!

– Вот… Лев Борисович Абрамов, в скобках – Агренич.

– В скобках? Как это?

– Смышленов сказал, что фамилию «Агренич» назвал отправитель при личном звонке служителю банка. То есть это – как бы от Агренич, чтобы я поняла. Но поскольку такой крупный денежный перевод делался официально, то в документах стояла фамилия только отправителя.

– Послушайте, так это же многое объясняет! Значит, ваша дочь действительно жива! Поскольку ни одна душа на всем белом свете не могла бы расстаться просто так, за здорово живешь, с такими деньгами! К тому же это… это как бы другие деньги, вы же понимаете! Поскольку деньги, которые были у Нади, все эти годы находились в подушке, у постороннего человека, в Москве…

– Вот и я говорю! – захлебывалась радостью Вера Петровна. – Она жива, жива! Вот только не понимаю, что с ней случилось, почему она до сих пор не может подать о себе весточку…

И ее радость сразу же утонула в потоке бурных слез. Она зарыдала в трубку.

– Господи, я все поняла… Надя умерла позже, уже когда заработала и отправила Смышленову эти деньги! Она как бы расплатилась за свою ошибку, переслала деньги с помощью другого человека, но вернуться сюда уже не смогла… Не успела! И причина могла быть только одна – она умерла… Заболела и умерла. Господи, что же это такое?!

Я долго успокаивала Веру Петровну, стараясь убедить ее в том, что Надя не звонит ей и не приезжает домой совсем по другой причине – ей просто стыдно перед матерью и перед всеми теми людьми, с кем она работала в Уренгое. Она начала новую жизнь и решила не возвращаться в прошлое… И что она попросила доверенного человека перевести деньги и хотя бы устно сказать Смышленову, что они от Агренич, только лишь потому, что она, скорее всего, живет теперь по другим документам. Говоря ей все это, я сама верила в свои же слова с большим трудом. Конечно, что-то здесь было не так… Вспомнилась мне сестра Веры Петровны, проживавшая во Владимире. Если сестры были близки, то Надя после всего пережитого могла найти приют именно у нее – у своей родной тетки. Я же поручила Володе выяснить фамилию и адрес сестры! Хотя как же он мог бы узнать фамилию женщины, о которой известно лишь то, что ее сестру зовут Верой Петровной и живет она в Уренгое?

– Скажите, Вера Петровна, – решилась я спросить ее напоследок, – как зовут вашу сестру, которая живет во Владимире?

– Тамара. Тамара Петровна Перова. Зачем вам это? Я же звонила ей много раз после того, как Наденька исчезла. Думаете, сестра могла мне солгать?!

– Она могла это сделать в целях безопасности племянницы, понимаете? Пожалуй, я заеду во Владимир и постараюсь сама поговорить с ней.

– Конечно, поступайте, как считаете нужным, но я сама собираюсь к ней поехать! Если помните, я говорила вам, что она зовет меня в гости, обещает выслать мне денег на дорогу. Я ответила ей, что мне надо подумать, но, в принципе, я уже все решила. Конечно, я поеду! И кто знает, может, и останусь у нее. Поживу там некоторое время. У нее большая квартира, и она выделит мне комнату. А уж шить-то я смогу где угодно… Хотя…

Мне показалось, что она разговаривает уже сама с собой.

– Хотя, может, мне надо сразу у нее спросить – что она думает по этому поводу? Она, вообще-то, всю жизнь зовет меня к себе. Она – одинокая женщина, и ей всегда хотелось, чтобы мы жили вместе. Так вот, если мы с ней обо всем договоримся, я соберу багаж, возьму швейную машинку и все необходимое для работы. А то, может, и вовсе отправлю контейнер… Да, возможно, это выход… Чтобы я здесь от тоски не тронулась рассудком. Я устала, понимаете, устала…

Мне было жаль ее. Буквально за несколько минут она сначала воспряла духом, решив, что ее дочь жива, поскольку только она могла отправить деньги Смышленову два с половиной года тому назад. А потом тотчас и похоронила – уже вторично! – свое единственное чадо. Она была взволнована и сильно угнетена последними своими выводами.

– Конечно, с сестрой вам будет не так тяжело, как сейчас, когда вы совсем одна, да еще в квартире, где вам все напоминает о Наде, – согласилась я с ее планами.

После разговора с ней мне самой стало почему-то невероятно тоскливо. И снова на меня навалились сомнения в правильности моих поступков и, главное, принципов. Я вдруг почувствовала, что с какого-то момента, когда я взялась за написание романов, я перестала жить. Что я по уши провалилась в чужие, пусть и выдуманные мною истории и прошляпила собственное счастье. Придумала себе бог знает что, какую-то «свободу», хотя свободной-то нужно быть прежде всего внутренне! Вспомнился мне и последний мой разговор с Милой. «А ты как? Не пожалела, что разошлась с Володей?» И я словно услышала сказанное мною, с вызовом, как заготовку, как простоватенькое и пошловатенькое клише: «Нет, не жалею! Тем более что я вижу его очень часто…» – «Почему ты развелась с ним? Что для тебя твоя свобода? Зачем она? Кому ты теперь нужна? Или, быть может, у тебя появился другой мужчина?» – «Никто у меня не появился. А свобода мне нужна для того, чтобы быть свободной…» Это ли не бред?! И не золотые ли слова произнесла моя молоденькая сестра, резанувшие меня по самому сердцу: кому я теперь нужна?!