Книга "Варяг" не сдается - Владимир Шеменев

– Уйдите, Арсений Павлович! – Она оттолкнула его.

Этого было достаточно, чтобы к нему вновь вернулся приступ ярости, но уже в другой ипостаси. Ярость, порожденная поведением надменного и самолюбивого барина, не привыкшего унижаться и быть униженным.

Арсений хмыкнул и встал с колен.

Отряхнул брюки и стал с неприязнью рассматривать Екатерину Андреевну. После того, что он видел в цветочном магазине на Невском, от любви не осталось и следа. Мразь, помойка, похотливая шлюха, променявшая его, действительного тайного советника, на какого-то там лейтенанта. Да он сотрет его в порошок. Сгноит и лишит всех чинов и наград. «Кто я и кто он? – стучало в висках. – А ее…» Слизнев не знал, что он сделает с Катей, ему очень хотелось прилюдно ее унизить и заставить умолять его о прощении. Но ничего путного, кроме того, чтобы выпороть ее на конюшне, не лезло ему в голову. При этом Слизнев прекрасно понимал, что он этого никогда не сделает. Не потому, что он слабак, а потому, что сие действие нанесет непоправимый ущерб его репутации. «Разведусь и по миру пущу, пусть побирается», – решил он и на этом посчитал спектакль оконченным.

* * *

Но он ошибся. Ошибся в одном: тот, кто был с ней в магазине, все видел. Видел выброшенные из пролетки цветы. Видел пощечину, которую здоровый мужик отвесил хрупкой барышне. И самое главное, он видел лицо с тонкими, сжатыми губами злого человека, который ничего никогда никому не прощает.

Арсений Павлович повернулся, чтобы уйти. Повернулся – и уперся взглядом в бесстрастное лицо Алексея. Перед ним стоял тот, которого Екатерина Андреевна назвала другом детства и которого он самолично пригласил в субботу к себе домой.

– В чем дело, лейтенант? – В вопрос Слизнев вложил всю свою ненависть и неприязнь к Муромцеву.

– Во-первых, господин лейтенант. А во-вторых, бить женщину – это низко и пошло.

– Она моя жена! И попрошу вас немедленно убраться из моего дома!

– А вы не хотите извиниться перед ней, господин Слизнев?

– Нет! – Слизнев демонстративно завел руки за спину.

В его глазах горело презрение. Перекатывающиеся желваки говорили об одном: или ты сейчас уберешься из моего дома, или я тебя выброшу в окно. Он был на голову выше Муромцева и это преимущество посчитал весомым козырем в данном споре.

Удар был резким и неожиданным. Снизу вверх. Ломая кость и выбивая салазки, на которых крепится челюсть. Молча, не размахиваясь и не крича: «А-а-а, получи, сволочь!» – Муромцев хлестанул его от плеча. Слизнев охнул, взмахнув руками, и полетел на пол.

– Засужу, с-скотина, – это было последнее, что он успел сказать, прежде чем потерял сознание.

Грохот падающего тела заставил Катю оторвать руки от заплаканного лица и поднять голову. То, что она увидела, повергло ее в шок. Лежащий на полу окровавленный муж и стоящий посреди кабинета Алексей Муромцев.

Затуманенным взором Катя еще раз обвела комнату, не понимая, откуда здесь взялся Алексей. Голова чуть кружилась, и она с трудом склеивала мозаику: Алексей и Арсений, один стоит со сжатыми кулаками, а другой лежит в луже крови.

– Вы убили его?

– Да нет. Легкий нокдаун.

С улицы донеслась трель полицейского свистка. Кто-то закричал: «Убили барина!» После чего хлопнула парадная дверь, и на лестнице послышался топот множества ног.

* * *

«Бегите, Алексей Константинович!» – умоляла кого-то Катя. «Катенька! Милая! Да как же я вас оставлю здесь, с этим извергом?» – «Бегите! Умоляю вас! Хуже, чем сейчас, мне уже не будет». – «Простите меня. Он ваш муж. Я виноват и за свой поступок буду отвечать. Помните только одно: я буду ждать вас всю оставшуюся жизнь». Топот ног, пыхтение и скрип половиц. «Что здесь произошло?» – пробасил неизвестный ей голос. «Офицер барина побил», – прогнусавил швейцар. «Это правда, господин лейтенант?» – «Да!» – «Ладно. Разберемся». После этих слов хлопнула дверь, и в кабинете наступила тишина, которую прорезал Катин всхлип: «Господи, как все глупо получилось!»

– Вот дурак-то! Выпрыгнул бы в окно – и все. Авось не высоко. – Зинаида закрыла задвижку и слезла с табуретки.

Вечером того же дня, сидя в кабинете Лаврова, она детально описала ход событий, действующих лиц и всех, кто являлся в дом Слизнева в течение всего вечера и последующего дня.

Среди посетителей был и Истомин, пожелавший узнать, куда увезли Муромцева.

Глава 13

Чемульпо. Декабрь 1903 г

После того случая с подшипником Руднев с подачи Зорина произвел меня в унтер-офицеры. Вот так я взял и перепрыгнул, как говорят на флоте, через лычку. Был матросом второй статьи, но уже никогда не буду матросом первой статьи, если, конечно, опять не разжалуют. Кроме всего прочего, от Зорина я получил обещанный литр спирта для авральной команды и пару бутылок портвейна для себя. Спирт я не пил из принципа, а положенную по службе ежедневную чарку водки, а это примерно сто двадцать грамм, менял на табак. Плюсом ко всему явилось мое обязательное переселение в каюту для унтеров и кондукторов. Такие каюты были рассчитаны на двух человек. А это уже комфорт. Я забрал свой парусиновый чемодан и перебрался к Михалычу, который по поводу моего новоселья сбежал из лазарета.

Вечером того же дня я написал домой письмо. Это, конечно, не повод для хвастовства, но надо было. Для отца, отдавшего пятьдесят лет флоту, машинный унтер-офицер – это уже кое-что значило. Он когда по молодости пришел на флот юнгой, тогда еще парусники по морям бегали, так он два года не слезал с вантов, пока унтера не дали. А как дали – все, дудку на шею, руки за спину и голову вверх. В такой позе и стоял часами, наблюдая, как молодняк по мачтам прыгает. Вот и решил я порадовать старика: мол, смотри, батя, грызу службу зубами, скоро кондуктора получу, а там, глядишь, и мичманские погоны на плечи накинут.

Письмо я отправил уже из Чемульпо, куда мы благополучно прибыли двадцать девятого декабря одна тысяча девятьсот третьего года. В полдень проскочили остров Иодольми и кинули якорь в глубине залива. Из наших на рейде стояли крейсер «Баян» и канонерская лодка «Гиляк». Из иностранцев в Чемульпо прописались англичане «Кресси» и «Телбот» – крейсера I ранга, итальянский крейсер «Эльба», японский «Чиода» и американский стационер «Виксбург».

Это был наш второй приход в Чемульпо. Первый состоялся шестнадцатого декабря. Тогда намечалась десятидневная стоянка, но чиновники из главного штаба решили иначе, и днем двадцать второго мы уже входили в Порт-Артур. Сколько пробудем здесь в этот раз, никто не знал, но, как поговаривали наши офицеры, до тех пор, пока кто-то не родит: речь шла о России и Японии и их потугах в деле войны и мира.

* * *

Часа в три дня я выбрался покурить на палубу и стал свидетелем торжественного момента. На «Варяге» подняли брейд-вымпел, сигнализируя, что крейсер является старшим на рейде. В тот же миг от «Боярина» и «Гиляка» отвалили катера, неся в нашу сторону их командиров. Руднев лично встретил их на палубе. Они обнялись, и он увел всех в свою каюту.