Книга Подвенечный саван - Татьяна Коган

Взвешивал, паскуда, как быть? Рассказать всей правды он, вероятно, не мог. Но и не рассказать хотя бы что-то, он не мог тоже. Бесился, конечно, что его парни так облажались. Надо же было засветить тачку! Идиоты! Правда, ему обещали, что никаких записей с камер наружного наблюдения никто никогда не найдет и что темно на парковке, а какой-то свидетель выискался, черт бы его побрал! Что делать? Что делать?

Приблизительно такие мысли метались в башке у Гришина, и Саня их отчетливо читал.

– Да, забыл тебе сказать, Гриша. – Он приостановился у дверей гостиной, тронул лоб, под шерстяной шапочкой он жутко чесался. – Надо же, столько лет прошло, а я только теперь вспомнил!

– Это ты о чем, начальник?

Гришин сразу насторожился, он все время ждал подвоха от этой мерзкой ищейки. Он хоть и уволился, но ментом быть не перестал, бляха муха.

– Помнишь тот день, когда твоего соратника брали?

– Это которого? – Толстая ряха Гришина пошла желтыми пятнами.

Конечно, он понял, на кого мент намекает! Не дурак! Его тогда таскали, будь здоров! О-о-очень хотелось этому симпатичному оперу переквалифицировать Гришина из разряда свидетелей в разряд подозреваемых. А не вышло! Ни хрена не вышло, Саня!

– Филиченкова… – Лавров глянул на Гришина исподлобья. – Ты не должен был его забыть, Гриша.

– И че? – Желтые пятна поползли на шею и мощную грудину Гришина, за которой бешеными толчками клокотали страх и ярость.

– А то! Было ведь два анонимных звонка в то утро. Первый оповестил о крупной сделке, и мы с Сухаревым поехали проверить. Второй о том, что в том районе, куда нас направили, идет перестрелка.

– И че?! – Жирные пальцы, унизанные перстнями, впились в парчовую обивку тахты.

– А то! Запись тех звонков до сих пор хранится в архиве. И нам с коллегами, пускай и бывшими, – ядовито улыбнулся Лавров, – ничего не стоит поднять то дело и заново внимательно послушать и идентифицировать голос.

– Чего же раньше не идентифицировали? Десять лет назад? – Золотые клыки Гришина хищно сверкнули.

– Раньше… А раньше тот, кого мы подозревали в тех звонках, согласился на сотрудничество со следствием. И стал свидетелем, а не обвиняемым. Мы и умолкли. Но… – Лавров нацелил палец в Гришина.

– Но что?!

– Но мне ведь теперь никто не помешает шепнуть кому-нибудь, что я знаю, кто сдал Филиченкова и парней, которые с ним были. А?

– Кому шепнуть?! – Гришину стало мерзко, страшно.

– Братве, Гриша… Братве… Никто же не знает! Даже не догадывается, кто сдал Игната. Так, шепот один. Догадки.

Саня взялся за позолоченную дверную ручку, медленно открыл дверь, занес ногу над порогом, когда его догнал вопрос Гришина, произнесенный неуверенным слабым голосом:

– Что ты хочешь, опер?!

Он высунул из-за двери три пальца и крикнул:

– Три дня, Гриша! У тебя ровно три дня, чтобы сообщить мне во всех подробностях: кто, зачем и для кого! Ты должен мне сдать заказчика, Гриша, – раз. Ты должен рассказать мне: зачем это ему – два. И ты непременно должен узнать, Гриша, для кого этот заказчик так старается. У меня все…

Глава 10

Маша сидела в своем крохотном уголке, отгороженном стеклянной перегородкой от остального отдела, и пыталась сосредоточиться на работе. Но ничего не выходило! Все отвлекало. И мелкий снег за окном, принявшийся с вечера щедро посыпать улицу. Сразу стало так красиво, нарядно, бело. И непонятно откуда являющиеся ссылки в Интернете про наряды невесты, свадебные букеты и банкетные залы. Сердце сладко замирало, щемило, взгляд сам собой находил среди пяти столов отдела тот, за которым сейчас трудился Володя.

Он сосредоточенно листал бумаги, просматривал договоры, делал пометки, лепил на странички желтые и розовые стикеры. Иногда он отвлекался на мгновение, смотрел в сторону стеклянной перегородки, за которой сидела она – его начальница. Смотрел и улыбался, тихо, нежно.

Маша еле сдерживалась, чтобы тут же не вскочить с места, не подбежать к нему и не начать целовать.

Он был славным, милым, заботливым и немного грустным. Его что-то угнетало, он часто вздыхал, взгляд его замирал, устремленный мимо нее. Это оттого, что все никак не мог решиться рассказать ей о своем отце, сразу поняла она. Он все пытался, несколько раз начинал, но тут же им непременно что-то мешало. Как вот сегодня утром.

– Машенька, родная, мне надо серьезно поговорить с тобой. – Володя, севший за руль ее машины, нежно погладил тыльной стороной ладони ее щеку.

– О чем? – Она поймала его ладонь, прижала к губам.

– Это очень важно и… и неважно одновременно. Это такое дело… – Он принялся кусать губы, снова устремляя замерший взгляд сквозь машинное стекло на улицу. – В общем, если ты вдруг что-то узнаешь… Это не имеет никакого значения! Я очень, очень сильно тебя люблю! Мне на все наплевать, понимаешь?!

– Нет. – Она беспечно улыбнулась, прекрасно понимая, что он имеет в виду.

Он имел в виду свое родство с Филиченковым Игнатом Владимировичем – торговцем оружием, убийцей полицейских, бессовестным жестоким человеком, осужденным на пожизненное заключение. Ему, конечно, было стыдно за такое родство. Как Маша отреагирует, узнав об этом?

И она, что печально, не могла ему признаться в том, что знает обо всем. Это бы его насторожило, породило массу вопросов. И ей – не умеющей лгать – пришлось бы рассказать о том, что она ходила к Сане Лаврову и говорила с ним об этом. О том, что просила его подстраховать ее на отдыхе за городом. Ему, правда, это не удалось. Он сам схлопотал, нарвавшись на пьяных хулиганов. Но факт остается фактом! Она вела нечестную игру за Володиной спиной. Поэтому станет ждать его признания, умолчав о своих разговорах с Саней.

– Мне ничего не понятно, Володечка. Говоришь какими-то загадками. – Маша улыбнулась избраннику. – Надо ехать, милый. Мы опоздаем на работу.

Он тронул машину со стоянки. И до самого банка не проронил ни слова. Хмурился, мрачнел с каждой минутой, с каждым километром и молчал. Она решила ему ничего не говорить, ни о чем не расспрашивать. Он умный взрослый человек, он найдет способ и решение. Инициатива наказуема, вспомнилось ей. Поэтому она ее проявлять и не станет.

Маша улыбнулась Володе, поймав его взгляд. Послала ему воздушный поцелуй. Незаметно, как ей казалось, от остальных. Он тоже улыбнулся и тут же уткнулся в бумаги.

Ладно, пусть работает. Ей тоже не мешало бы сосредоточиться на документах. В последнее время управляющий что-то слишком предвзято относится к ней, без конца вызывает к себе, требует ежедневного отчета и откровенно цепляется.

– Если он и дальше станет ко мне цепляться, уйду, – кипятилась она вчера вечером за ужином с Володей. – Что я, работу не найду, что ли? Ха-ха!

– С чего ты решила, что он к тебе цепляется?