Книга Эхо во тьме - Франсин Риверс

— А что касается интересов твоего брата здесь, в Ефесе, то все свои корабли и склады он передает в распоряжение верных работников твоего отца. Все свое имущество он передает в руки двух управляющих, Ореста и Силы.

Прим пожевал еще один кусочек деликатеса и, скривив физиономию, выплюнул его на поднос. Потом он налил себе фалернского вина, самого лучшего вина из Капуи, и глотнул, чтобы промыть рот. Проглотив вино, он продолжил:

— Все это наводит на мысль о том, что твой брат вернется нескоро, если вообще вернется. Думаю, что он решил посетить места своей любимой покойной Хадассы. — Подняв кубок, как бы для тоста, Прим с улыбкой посмотрел на Юлию. — Пусть же его отплытие поможет тебе избавиться от твоего чувства вины, моя дорогая, — сказал он, наслаждаясь ее мучениями. Он радовался той боли, которую видел в ее глазах. А его новости действительно стали для Юлии настоящим ударом. И скрывать эту боль она уже не могла.

Юлия встала и вышла из триклиния. Дойдя до своих покоев, она опустилась на диван и вытащила из складок блестящей туники свиток. Дрожащими пальцами она провела по печати. Печать была совершенно нетронутой. Ее глаза наполнились слезами. Марк к этому посланию, скорее всего, даже не прикасался.

Иудея! Зачем ехать в такое далекое и неспокойное место, если Прим не прав и если все дело не в этой несчастной девчонке?

Юлия глубоко вздохнула. Почему Марк не может забыть Хадассу? Почему он не может забыть того, что произошло? Она закусила губу, ей хотелось плакать от невыносимых мук. Но что толку от слез? Разве кого-то волнует, что с ней происходит?

Если бы она знала, чем все закончится, она, конечно же, не пошла бы на такой шаг. Почему Марк не может простить ее? Она же его сестра, его плоть и кровь. Разве он не знал, как она всегда любила его, что она любит его по-прежнему? Она только хотела, чтобы между ними все стало так же, как в те времена, когда они были еще детьми, когда казалось, что они всегда будут вместе, что бы ни случилось. Неужели он забыл, как они были близки друг к другу, как они могли без конца говорить друг с другом обо всем на свете? Она никому и никогда в жизни не верила так, как ему.

«Если не считать Хадассы», — вдруг прошептал ей внутренний голос.

Эта непрошеная мысль пронзила Юлию невыносимой болью. Она закрыла глаза, испытывая острое желание вычеркнуть из памяти все воспоминания, которые теперь нахлынули на нее… Воспоминания о тех днях, когда она была любима, любима по-настоящему. «Нет. Нет. Я не хочу думать о ней. Не хочу!»

Ее окружила тишина, которая принесла с собой тьму.

Юлия сжала в руке небольшой свиток. «О Марк, — сокрушенно шептала она, — ты же обещал мне когда-то, что будешь любить меня, что бы я ни сделала». Тишина ее покоев давила на нее своей тяжестью. «Ты же обещал, Марк!» С чувством безысходности она смяла свое последнее послание к брату и бросила его в жаровню. Пергамент занялся огнем и быстро превратился в пепел.

Юлия сидела, чувствуя, как рушится ее последняя надежда на прощение со стороны брата.

«Ты же обещал…» Она плакала, закрыв лицо руками и раскачиваясь взад-вперед.

7

— Для нас огромная честь видеть тебя на борту, мой господин, — сказал Сатир, глядя на молодого человека и жестом приглашая его сесть на самое почетное место на диване. Между ними была разложена простая, но вкусно приготовленная еда.

— Это честь для меня, Сатир, — сказал Марк, кивнув рабу капитана, чтобы тот налил ему вина. — Ты уже избороздил море вдоль и поперек. Мало кто может уцелеть в кораблекрушении, — он отломил себе хлеба.

Сатир серьезно кивнул.

— Ты говоришь о кораблекрушении у берегов Мальты. Тогда я еще не был капитаном, я был простым матросом. И я был вовсе не единственным, кто выжил. На корабле было двести семьдесят шесть человек. И никто не погиб.

Кто-то постучал в дверь. Раб открыл дверь и кратко переговорил о чем-то со стоявшим в дверях матросом. Потом он сообщил Сатиру полученную от матроса весть о направлении ветра, и Сатир отдал распоряжения рулевому. Корабль «Минерва» шел своим курсом.

Сатир вернулся к разговору с Марком, извинившись за то, что пришлось прерваться. Они заговорили о грузе; трюмы были заполнены мрамором и лесом с греческих островов, и все эти материалы направлялись в Кесарию. Нижняя часть была также загружена множеством ящиков с товарами, из которых одни были приобретены Марком, а другие были загружены по заказу различных торговцев Иудеи. Все свободные места на судне были заполнены кожей из Британии, серебром и золотом из Испании, керамикой из Галлии, мехами из Германии, винами из Сицилии и лекарствами из Греции. Большинство товара предстояло разгрузить в Кесарии.

— В Кесарии мы пробудем ровно столько, сколько нужно, чтобы разгрузить товар, после чего возьмем людей и направимся в Александрию, — сказал Сатир.

Марк кивнул. В Александрии корбиту встретят его представители. «Минерву» загрузят ценным для римского рынка товаром: черепаховым панцирем и слоновой костью из Эфиопии; маслом и специями из восточной Африки; жемчугом, красками и цитроном из западной Африки. В течение нескольких месяцев «Минерва» должна будет вернуться в Рим, начальный пункт своего торгового пути, который Децим Валериан утвердил еще более двадцати лет назад.

Сатир весело рассмеялся.

— Елиаву Мосаду придется изрядно потрудиться, чтобы реализовать весь свой товар. Прежде чем все дела будут улажены и мы отправимся из Египта в Рим, пройдет несколько недель.

— Он захочет, чтобы ты взял на корабль рабов, — сказал Марк. — Не бери. И песок тоже. Какую бы цену тебе ни предлагали. Я уже связывался с ним и сказал, что с таким товаром больше не буду иметь никаких дел.

— Но нам понадобится балласт, мой господин.

— На это вполне сгодится египетское зерно.

— Как тебе будет угодно, — сказал Сатир. Он уже слышал о том, что Марк Валериан сильно изменился, — и вот теперь эти слухи подтверждались. Исподтишка он наблюдал за молодым человеком. Что же произошло, что заставило Марка Валериана отказаться от его первоначального принципа снабжать Рим всем, чего он только хочет? Марк стремительно богател, торгуя песком и рабами. И вот теперь он не хочет ни того, ни другого. Может быть, он слишком уважает память своего отца… Но почему это началось у него именно сейчас, а не раньше? Что же его так изменило?

— Я сойду на берег в Кесарии, — сказал Марк.

Сатир снова приложил усилия, чтобы не выдать своего удивления. Он думал, что Марк останется на борту до Александрии, а может быть, и до Рима. Старый Валериан порой ездил с ним по всему торговому маршруту, чтобы встречаться со своими представителями и из первых рук получать информацию о том, как идет торговля.

— После Ефеса Кесария тебе определенно понравится, мой господин. Хотя в ней и нет того великолепия, там есть и арены, и красивые женщины. — О Марке все знали, что он больше всего увлекался именно этим.