Книга Зверочеловекоморок - Тадеуш Конвицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы продирались сквозь колючие мокрые кусты, опутанные паутиной. Пауки с перепугу кидались наутек прямо по лицу, по волосам. Кто-то выскочил у меня из-под ног и понесся в глубину черного, шумящего, как большая река, леса.
– Себастьян, ты знаешь, куда мы идем? – негромко спросил я.
Он посмотрел на небо, но там уже не было звезд. Ничего не ответив, пошел дальше.
Вскоре впереди показался свет. Или даже не свет, а робкое, то и дело гаснущее мерцание. Постепенно этот мерцающий свет стал разгораться, хотя еще часто исчезал за толстыми замшелыми стволами. Потом мы увидели искры, рассыпавшиеся довольно высоко над землей; можно было подумать, дьявол задел хвостом ветку. Себастьян стал сосредоточенно принюхиваться. В воздухе чувствовался едкий запах скипидара.
Пройдя еще немного, мы притаились за нагромождением выкорчеванных пней, похожих на окаменевших осьминогов. Сквозь путаницу корней увидели приземистое строение, а перед ним, в дюжине шагов от нас, двух человек у костра, над которым чернел висящий на жерди дымящийся котелок.
Один, полулежа возле кучи хвороста, что-то напевал, другой палкой разбивал головешки.
– И чего ты там, наверху, видишь? – спросил тот, который разбивал головешки.
– Ничего не вижу. Только думаю, что там, на том свете?
– Говорят же, ангелы, и святые, и спасенные души.
– А где тогда ад?
– У тебя других забот нету? Где-то там и ад. Может, на самом верху, а может, чуток пониже.
Тот, что полулежал на земле, долго молчал, а потом сказал задумчиво:
– А сегодня целый вечер звезды падали одна за одной. Может, скоро конец света?
– В эту пору они всегда падают.
– Но ведь когда-нибудь и звезды кончатся.
– Поди лучше погляди, что с печами.
– Неохота. Чудно сегодня в лесу, зверье попряталось, птицы молчат. Точно кто-то немой ходит-бродит, ищет спасения. А ты не боишься конца света?
Второй, с палкой, ничего не ответил, только ударил по костру, и в небо взметнулись и погасли крупные искры.
– Это смолокуры. Я их знаю, – шепнула Эва. – Они тут же донесут.
– Надо обойти смолокурню, – пробормотал Себастьян. – Попробуем справа.
– Смолокуры? Впервые слышу. Что они здесь делают? – спросил я.
– Кажется, гонят из пней скипидар, а может, делают древесный уголь. Терп к ним часто заглядывает, у них тут разные прирученные зверюшки.
– Не будем терять время, – сказал Себастьян, вставая.
И мы побрели дальше по черному неприветливому лесу. Мне все время казалось, что позади трещат под чьими-то ногами ветки. Потом мы углубились в заросли огромных папоротников, они были такие высокие, что плотно закрыли небо.
– Знаете, – сказала Эва и опять взяла меня за руку, – я в этом году нашла цветок папоротника.
– Никто еще не находил цветов папоротника.
– А я нашла Они его у меня отобрали. Его мать.
Эва мне, в общем-то, нравилась, но одновременно немного пугала. Я не видел ее лица, лишь глаза иногда вспыхивали, как тусклые огоньки, когда она искоса на меня посматривала. Мне захотелось вспомнить, как она выглядит, я мучительно пытался представить себе ее улыбку или внезапно появляющийся в глазах страх, но только слышал низкий и почему-то очень волнующий голос.
Лес становился все гуще. Мы с трудом пробирались между могучими стволами – старыми, потрескавшимися, на которых даже мох не хотел расти. Почва здесь была болотистая, под ногами противно хлюпала какая-то мерзкая жижа. Себастьян, замедлив шаг, неуверенно принюхивался, кривя свою огромную морду.
– Далеко еще, Себастьян? – спросил я.
Он пробурчал что-то невразумительное и стал идти еще медленнее.
– Ты знаешь, где мы? Пес-изобретатель остановился, понурил голову.
– Мы заблудились, старик, – тихо проговорил он. – Чернота такая, хоть глаз выколи.
– Что же теперь будет? Ведь они нас схватят, – чуть не крикнула Эва.
– А как прикажете ориентироваться? – потерянно пробормотал Себастьян.
– А твой замечательный нюх? – иронически спросил я.
– Отстань, старик. Это когда-то у меня был нюх. У кого в городе нормальные органы чувств?
Какая-то шишка тяжело шмякнулась на землю у наших ног.
– Знаю! – крикнула Эва и, повернувшись, бросилась назад.
– Чего вы там знаете? – несмело спросил Себастьян, на всякий случай загораживая ей дорогу.
– Камень. Волшебный камень с нашего острова. Мамин подарок.
– Нам бы больше пригодился компас,– сказал Себастьян.
– Это и есть компас. Как я могла его забыть? В наказание мы и заблудились. Боже, меня все время что-то мучило, не давала покоя какая-то мысль. А это оно и было. Немедленно возвращаемся.
К ровному шуму леса примешался новый, едва слышный звук: то ли тихая мелодия флейты, то ли журчание переливаемой из бутылки в бутылку воды.
– Это еще зачем? – вздохнул Себастьян. – Столько потратили времени…
– Я не могу оставить там камень. Это мое самое большое сокровище.
– Никуда вы не пойдете, – еще печальнее вздохнул Себастьян. – Я за вас отвечаю.
– Уговорите его. – Эва начала быстро гладить мою руку.
– Себастьян, – шепотом сказал я, – слышишь бульканье?
– Слышу. Слух у меня, слава богу, еще хоть куда.
– Тут где-то неподалеку река.
– Возможно.
– Если мы пойдем вверх по течению, то дойдем до усадьбы, а оттуда попытаемся еще раз.
– Да, да, – опять чуть не закричала Эва, впиваясь ногтями в мою ладонь. – Это прекрасный выход. Мы спасены.
– Не говори гоп, – простонал Себастьян.
– Возвращаемся, старик.
– Как хотите, – сказал Себастьян и побрел в ту сторону, откуда из-за стены пышного ольшаника доносился монотонный шум.
Обратный путь был, конечно, гораздо труднее и показался нам бесконечно долгим. Мы продирались сквозь мокрую чащу ольшаника, ломая упругие ветки, с которых стекала вода. Эва все время хныкала, хотя это недостаточно сильно сказано. Она то и дело судорожно всхлипывала от отчаяния, что забыла свой волшебный камень и мы наказаны за ее забывчивость.
В конце концов заросли стали совершенно непроходимыми. Тогда мы по скользкому и холодному берегу спустились к реке, показавшейся нам теплой, как стынущий чай. Воды не было видно, только чувствовалось, как она щекочет покрывшиеся гусиной кожей икры, а иногда и бедра.
– Себастьян, а если по звездам? – спросил я в какой-то момент.
– Где ты видишь звезды, старик? – угрюмо буркнул Себастьян.