Книга Зверочеловекоморок - Тадеуш Конвицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ее слова меня укололи, и я невольно спросил:
– А какова общая масса вашего солнца?
– Почему нашего? Ведь оно и для вас светит.
– Простите. Я оговорился.
– Не знаю. Папа бы вам сказал. Но папа сейчас ужасно далеко, кажется на Северном полюсе. Изучает солнечную корону.
Мы чуть не наткнулись на Себастьяна, который остановился, вытянув шею, у какого-то полуистлевшего забора.
– Внимание. Соблюдать осторожность, – беззвучно шепнул он.
Перед нами были невысокие раскидистые деревья. Казалось, на них напялили белые гетры, но то был всего лишь большой старый сад с побеленными для защиты от вредителей стволами. В его темной глубине через равные промежутки времени раздавалось какое-то постукиванье.
– Это сторожа колотят палками по деревьям – отпугивают воров, – еще тише прошептал Себастьян.
Эва ощупью нашла в темноте мою руку. Я почувствовал в своей ладони тоненькие, слегка дрожащие пальцы.
– Как я ненавижу эту проклятую долину.
– Почему? Здесь очень красиво. Я когда-то страшно по ней тосковал.
– Как вас зовут?
– Петр.
Эва немного помолчала. Себастьян встревоженно за нами наблюдал.
– Странно, – наконец вздохнула она.
– Что странно?
– Имя Петр – перевернутое Терп.
– Ну не совсем, – сердито пробормотал Себастьян. – Хватит разговаривать. Вы когда-нибудь сдвинетесь с места? Зря теряем время.
И принялся тщательно обнюхивать какие-то высокие растения, которые вполне могли быть крапивой. Потом припал к земле и медленно пополз в глубь сада.
– За нами кто-то идет, – сообщил он скорее самому себе, чем нам.
Эва еще сильней вцепилась в мою руку. На цыпочках, затаив дыхание мы бесшумно крались за псом-изобретателем. Миновали шалаш сторожей и выбрались из сада на межу, по обеим сторонам которой росло что-то высокое, возможно кукуруза или горох. Над головой назойливо звенели комары – как-то плаксиво, словно жалуясь, что хотят, но никак не могут заснуть.
– Ну вот, – хрипло пробормотал Себастьян. – Здесь нас никто не увидит. Незачем держаться за руки.
– А я так увереннее себя чувствую, – сказала Эва.
Себастьян задумался, печально глядя на межу.
– Но это стесняет движения.
– Я лучше знаю, что меня стесняет. Себастьян хотел почесать за ухом (у него это обозначало смущение), но только бессильно уронил лапу в траву и, ничего больше не сказав, пошел вперед.
– Я все время о вас думала, – шепнула Эва, когда мы двинулись следом за Себастьяном.
У меня перехватило дыхание.
– Я тоже, – невнятно пробормотал я.
– Правда? – Она крепко сжала мою руку. – Ох, как я рада.
Опять Себастьян загородил нам дорогу.
– Господи, я ведь просил не разговаривать, – недовольно буркнул он.
– Мне никто не имеет права приказывать.
– Простите, если я что-то не то сказал. Но от осторожности зависит наша жизнь.
– Мне на свою жизнь наплевать. Себастьян только тяжело вздохнул, но, когда я с ним поравнялся, довольно больно толкнул меня своим костлявым бедром. Он даже ухом не повел, когда через секунду в этой кукурузе или горохе что-то тяжело плюхнулось на землю, а потом раздались негромкие звуки, похожие на сдавленные проклятия.
Некоторое время мы шли молча, а над нами поминутно загорались и гасли падающие звезды.
– Я страшно болела, очень долго, – вдруг шепнула Эва. В темноте сверкнули две точки. Это были ее глаза. – Они говорят, что поэтому так меня берегут. Они ужасные, оба. Даже не знаю, кто хуже.
– Не думайте об этом. Нам бы только добраться до города.
– Вы меня возьмете с собой? Вам можно доверять? – Она опять стиснула мою руку.
– Да. Нам можно доверять.
– А где вы живете?
Я немного растерялся, не зная, что ответить. Какие-то жуки, но не майские, другие, кружили над нашими головами, то и дело о нас ударяясь. Потом, упав, отчаянно жужжали в траве.
– Я живу в Варшаве. Не знаю, слыхали ли вы.
– Ах в Варшаве, – обрадовалась Эва. – Прекрасно.
Я вовсе не был уверен, что она слыхала об этом городе.
– Хотите кусочек яблока?
– Яблока?
– Да, я подобрала в саду.
Себастьян остановился, поджидая нас. На этот раз он не стал ворчать, только предостерегающе поднял переднюю лапу. Мы послушно замерли. Рядом что-то скрипело, как несмазанная дверь, кто-то громко фыркал.
– Телеги едут в город. Крестьяне везут зерно, или торговцы, – тихо сказал Себастьян.
– Давайте пойдем вдоль дороги. Так скорей доберемся до города, – несмело предложил я.
– Ох, нет, – возразила Эва. – На этой дороге нас и будет искать Терп.
– У меня такое ощущение, будто за нами следят, – добавил я еще.
Себастьян молчал, насторожив уши. На дороге вдруг кто-то выругался: «Чтоб тебя ни сном, ни духом!» Характерный гнусавый голос показался мне знакомым. Но Себастьян, похоже, не обратил на это внимания и не торопясь свернул на гороховое поле.
– Может быть, вы устали? Может, хотите отдохнуть? – с непонятным волнением в голосе спросил он, не поворачивая головы.
– Ох, что вы! Я очень выносливая. Могу делать такие вещи, каких никто не умеет. Например, на пятнадцать минут задержать дыхание. Прошу вас, проверьте.
И прижала мою руку к губам; со стороны могло показаться, что я веду слепца. Я почувствовал медленно расползающееся по руке тепло. Ни малейшего дуновения не коснулось моей ладони, только, почудилось мне, ее сердце бьется все сильнее и сильнее. Себастьян начал нервно оглядываться, даже чуть не упал, споткнувшись о камень.
Я отнял руку, немного вспотевшую от ее тепла.
– Верю, – шепнул я. – Нельзя отвлекаться. Мы вошли в лес. Высокий, мрачно шелестящий верхушками, пахнущий горячей смолой и мокрыми травами. Себастьян несколько раз фыркнул, верно от этих крепких запахов. Морду он опустил очень низко, будто хотел землей заткнуть себе пасть.
– Я вообще совершенно не такая, как все, – вдруг сказала Эва. – Знаете, я часто встречаю маму. Мы подолгу разговариваем, она меня ласкает, заплетает мне косы. Один раз так заплела, что никто не мог расплести.
Конечно же, высоко над головой, как в страшной сказке, заухала неясыть. Даже Себастьян немного замедлил шаг.
– Ведь вашей матери давно нет в живых.
– Да-а, – сказала Эва, но прозвучало это скорее как вопрос.
А я подумал, что где-то меня ждут мои дела. Что я запустил занятия в школе, что, наверно, мне названивают из фильма «Чудесное путешествие на Андромеду». Но тепло Эвиной руки как будто рассеивало угрызения совести.