Книга Убитая пирамида - Кристиан Жак

С каждым годом встреча с Хеопсом и соприкосновение с золотом бессмертия переживались царем все более глубоко. Царствование над Египтом было делом захватывающим и возвышенным, но вместе с тем изнурительным; обряды давали фараону необходимую энергию.

Рамсес медленно прошел по большой галерее и проник в зал, где покоился саркофаг; он еще не знал, что жизненный центр страны превратился в пустую, бесплодную преисподнюю.

* * *

В гавани был праздничный день; суда украсились цветами, пиво лилось рекой, матросы плясали с веселыми девицами, бродячие музыканты развлекали многочисленную толпу. Погуляв с собакой, Пазаир собрался пойти домой, подальше от шума, как вдруг его окликнул знакомый голос:

– Судья Пазаир! Вы уже уходите?

Из толпы зевак вынырнуло тяжелое квадратное лицо Денеса, окаймленное узкой седой бородой. Судовладелец растолкал соседей и пробрался к судье.

– Какой замечательный день! Все веселятся, отбросив заботы.

– Я не люблю шума.

– Вы слишком серьезны для своего возраста.

– Характер не переделаешь.

– О, жизнь сама об этом позаботится.

– У вас хорошее настроение.

– Дела идут хорошо, товары доставляются вовремя, люди подчиняются с полуслова – на что же мне жаловаться?

– Кажется, вы не держите на меня зла.

– Вы исполнили свой долг, зачем мне обижаться? Кроме того, есть хорошая новость.

– Какая?

– По случаю нынешнего праздника многие незначительные приговоры были отменены дворцом. Древний, отчасти позабытый, мемфисский обычай. Мне повезло, я оказался одним из счастливцев.

Пазаир побледнел. Он с трудом сдерживал гнев.

– Как вам это удалось?

– Я же сказал: праздник, просто праздник! В обвинительном заключении вы не потрудились упомянуть, что мой случай не подлежит столь милосердному пересмотру. Мы с женой считаем, что вы были правы и преподали нам хороший урок; мы его обязательно учтем.

– Вы искренне говорите?

– Конечно. Извините, меня ждут.

Пазаир проявил нетерпение и тщеславие; ему так хотелось поскорее восстановить справедливость, что он пренебрег формальностями. Сокрушаясь, он двинулся дальше, но путь ему преградил военный парад, которым командовал ликующий полководец Ашер.

* * *

– Я вызвал вас, судья Пазаир, чтобы рассказать о результатах моего расследования.

Монтумес держался уверенно.

– Мумия – это тело молодого новобранца, убитого в Азии в ходе одного столкновения; он был поражен стрелой и умер на месте. Из-за сходства имен его дело перепутали с делом начальника стражи сфинкса. Писцы, допустившие эту ошибку, пытаются доказать свою невиновность. Оказывается, никто и не думал вводить нас в заблуждение. Мы вообразили заговор, а на самом деле здесь просто административная оплошность. Не верите? Зря. Я проверил каждый пункт.

– Я не подвергаю ваши слова сомнению.

– Очень рад.

– Тем не менее начальник стражи исчез.

– Странно, согласен; может быть, он скрывается от армейских властей?

– Два ветерана, служившие под его началом, погибли в результате несчастного случая.

Пазаир особенно упирал на эти слова. Монтумес почесал голову.

– А что в этом подозрительного?

– Об этом знали бы военные, да и вас бы обязательно предупредили.

– Нет. Подобные происшествия меня не касаются.

Судья пытался припереть верховного стража к стенке. По словам Кема, последний был способен затеять все это дело для того, чтобы основательно почистить ряды собственной администрации, поскольку кое-кто из чиновников стал позволять себе критиковать его методы.

– По-моему, мы все слишком усложняем. Перед нами просто досадное стечение обстоятельств.

– Два ветерана и жена начальника стражи мертвы, сам он пропал – таковы факты. Не могли бы вы попросить армейское начальство проинформировать вас о… несчастном случае?

Монтумес сосредоточил взгляд на кончике кисточки.

– Подобный шаг расценили бы как неуместный. Армия не слишком жалует стражу, и потом…

– Я займусь этим сам.

Двое мужчин холодно распрощались.

* * *

– Полководец Ашер только что получил задание и отправился за пределы страны, – сообщил судье Пазаиру войсковой писарь.

– А когда он вернется?

– Военная тайна.

– К кому я могу обратиться в его отсутствие, чтобы получить сведения о несчастном случае, недавно произошедшем возле большого сфинкса?

– Наверное, я могу вам помочь. Ах да, чуть не забыл! Полководец Ашер оставил мне документ, который я как раз должен был вам переправить. Раз уж вы здесь, я вручу его вам лично.

Пазаир снял льняную веревочку, которой был перевязан свиток.

Папирус содержал рассказ о прискорбном происшествии, случившемся во время обычной проверки и повлекшем за собой кончину начальника стражи сфинкса в Гизе и его четверых подчиненных. Пять воинов-ветеранов поднялись на голову гигантской статуи, чтобы удостовериться в хорошем состоянии камня и выявить возможный ущерб, нанесенный песчаной бурей. Один из них по неловкости поскользнулся и упал, потянув за собой товарищей. Ветераны были похоронены в родных селениях, двое в Дельте, двое на Юге. Тело начальника стражи, учитывая почетный характер должности, помещено в одну из войсковых часовен, где будет подвергнуто длительной и тщательной мумификации. По возвращении из Азии полководец Ашер будет лично руководить погребением.

Пазаир расписался, подтвердив получение документа.

– Остались ли еще какие-нибудь формальности? – спросил писец.

– Нет, спасибо.

* * *

Пазаир жалел, что принял приглашение Сути. Перед тем как отправиться в поход, его друг решил отметить это событие в самой знаменитой пивной Мемфиса. Судья все время думал о Нефрет, ее светлое лицо озаряло его сны и мысли. Затесавшись среди зевак, пребывавших в полном восторге от происходящего, Пазаир не проявлял ни малейшего интереса к обнаженным танцовщицам – молодым, прекрасно сложенным и гибким нубийкам.

Гости восседали на мягких подушках, перед ними стояли кувшины с вином и пивом.

– Малышек трогать нельзя, – радостно сообщил Сути, – они танцуют, чтобы нас подогреть. Не волнуйся, Пазаир, у хозяйки есть отличное противозачаточное средство из растертых шипов акации, меда и фиников.

Каждому было известно, что шипы акации содержат молочную кислоту, лишающую сперму оплодотворяющей силы. С самых юных лет молодые люди прибегали к этому простому средству, позволявшему беззаботно предаваться любовным утехам.