Книга Повести Сандры Ливайн и другие рассказы - Александр Кабаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, так вот: я решила отправиться в океанский круиз. Путешествие должно было продлиться две недели, как раз столько, сколько мне следовало бы отсутствовать в нашем городке. Туристическая компания обещала несравненный комфорт на корабле и незабываемые впечатления от экзотических стоянок не то на Восточных Карибах, не то на Западных Багамах – забыла сразу, поскольку совершенно не интересуюсь названиями ни на что не годных мест.
Перелет в Майами и сам Майами, состоящий из неряшливых пальм и похожих на бумажные коробочки гостиниц, в памяти не сохранился – ничего интересного, да и дважды двойной Beefeater c минимумом тоника перед вылетом рассеял впечатления. По секрету: я боюсь летать, так что за всю жизнь ни разу не поднималась в небо на трезвую голову…
Первый проблеск любопытства возник во мне, когда я попала в посадочный зал причала, у которого стоял суперлайнер Star Sky , второй или третий, если верить проспектам, по величине пассажирский корабль в мире – на нем мне и предстояло провести четырнадцать ночей и тринадцать дней.
Собственно, не было ни причала, ни лайнера – ничего, кроме гигантского, слегка ободранного ангара, перегороженного поперек линией кабин, в которых сидели не слишком любезные контролеры, проверявшие билеты и паспорта. Толпы, сотни, если не тысячи людей входили в этот сумрачный сарай с залитой солнцем улицы и растекались на короткие очереди к кабинам. Колеса чемоданов грохотали по неровному бетонному полу. Все это вместе наводило на мысли о каком-то насилии, мне вспомнились кадры хроники, которую снимали наци, – прибытие очередного эшелона с евреями в лагерь уничтожения.
Сходство усиливалось тем, что толпа была чрезвычайно разнородная.
Едва ли не треть ее составляли явно дорожные и строительные высокооплачиваемые рабочие. До кризиса было далеко, и они могли потратить три-четыре тысячи на две недели семейного отдыха. Это были хмурые люди в длинных и широких шортах, таких же длинных и широких майках, в золотых цепочках с амулетами на жилистых шеях, с бритыми головами, похожими на шары для боулинга. Их можно было бы принять за мелких гангстеров, если бы не кроткие выражения лиц. Жены в обтягивающих брючках и блистающих всеми металлическими оттенками широких блузах держали руки перед собой, будто изображая рождественских зайчиков или собираясь сдавать отпечатки пальцев – на самом же деле следя, чтобы свет все время падал на дешевые колумбийские изумруды в уродливых оправах. При этом и мужчины, и женщины непрерывно что-то ели. Это, конечно, секрет, но я не люблю рабочий класс.
Здесь же стояли элегантные пары, стройные мужчины в летних пиджаках, тоненькие женщины в платьях из приличных магазинов, с недешевыми сумками и чемоданами – лос-анджелесские адвокаты и врачи, вашингтонские чиновники, архитекторы и дизайнеры, отправляющиеся в свадебное путешествие, скорее всего не первое. Они не смотрели по сторонам, явно тяготясь полутюремной обстановкой и будущими попутчиками. Один из них читал, стоя в очереди, Торо… В общем, ладно, эти хотя бы не чавкали.
Пенсионеров в кроссовках, спортивных штанах и куртках, обвешанных фото– и видеокамерами, было большинство, как везде, где можно бессмысленно глазеть вокруг и фотографировать все подряд. Между нами, я терпеть не могу стариков. От них всегда пахнет могилой, даже если этот запах неуловим.
Очень редко мелькали молодые пары – в сандалиях, из которых торчали пыльные пальцы, в рваных джинсах, мятых тишотках, в мутных водорослях татуировок и пыточных приспособлениях пирсинга, с огромными рюкзаками. Молодежь была представлена абсолютным меньшинством, что вполне объяснимо: я не могла вообразить, чем они будут две недели заниматься на этом титанике. Можно было бы предположить, что запасы травы и таблеток у них с собой, но контролеры, видимо, пришли к такому же выводу и выворачивали их рюкзаки буквально наизнанку. Молодежь я тоже не люблю. Мне кажется, что они все делают демонстративно, даже умирают от овердозы напоказ.
Было полно детей, я представила себе, как они будут повсюду носиться и верещать, и меня передернуло. Да, я и детей не люблю, но еще больше я не люблю лицемеров, сюсюкающих над очаровательными крошками и роняющих слезу уважения к ветеранам, сохранившим нам прекрасную страну.
Среди двух или трех тысяч пассажиров было десятка два или три китайцев. Они непрерывно оглядывались, и впечатление было такое, что им хочется присесть и прикрыться чемоданами – вторая экономика мира все еще стеснялась носить шорты. Не могу сказать, что не люблю китайцев, как не могу сказать, что не люблю регулярно приходящие на наше Восточное побережье ураганы. Конечно, лучше бы не было ни тех ни других, но они есть, что ж тут поделаешь.
Только у самых дальних пропускных кабин толпа была пореже и другого сорта. Там няньки двигали в креслах на колесах старух, вокруг которых распространялось даже не сияние, а зарево от бриллиантов, болтающихся на их веснушчатых, скрюченных пальцах. Там старики, сплошь, от лысин до кончиков носа, покрытые пигментными пятнами, сквозь которые проступала густая сетка багровых сосудов, спокойно дымили десятидюймовыми сигарами, как бы не замечая запрещающих табличек, – и никто им не делал замечаний. Там витал сильный и приятный запах богатства, простой, но не надоедающий, как аромат по-настоящему дорогих духов.
И я пошла туда. У меня для этого были все основания в виде билета в каюту первого класса и твердой уверенности – которая не покидала меня никогда и независимо от обстоятельств – в том, что мое место возле денег.
Наконец я миновала угрюмого контролера, прошла еще несколько шагов и пересекла нанесенную прямо на полу красную черту. Тут же передо мной оказался смуглый красавец – я приняла его за араба, работающего под итальянца, но он оказался греком. С ног до головы наследник Аполлона был во всем белом плюс золотые шевроны и аксельбанты, темно-русая завитая – вот провалиться мне на месте, если не завитая! – бородка и запах Hugo Boss максимально выносимой интенсивности.
– Я старший помощник штурмана Джо Ставракис, мэм, – промурлыкало это существо и поклонилось с тошнотворным изяществом. – Буду рад проводить вас в вашу каюту. Добро пожаловать на Star Sky …
– А где же сам корабль? – перебила я ароматизированную молочную шоколадку довольно резко. Забыла сказать: мужчин с внешностью и манерами жиголо я тоже не люблю. Жиголо должен быть похож на настоящего серьезного парня, только тогда он чего-нибудь стоит.
В ответ все шевроны и витые шнуры пришли в изумленное движение.
– Но, мадам, это же и есть Star Sky , величайший корабль столетия!
И он обвел рукой зал, почти столь же ободранный, как ангар, только в стенах его было десятка два лифтовых дверей, время от времени они с лязгом раскрывались, проглатывали очередные пятьдесят-сто моих попутчиков и с таким же лязгом закрывались.
– Да вот же, – продолжал водоплавающий грек, – вот здесь начинается корабль!
И тут я заметила едва видный шов, проходивший по полу зала как раз под красной чертой. За чертой, очевидно, было уже наше утлое суденышко…