Книга Мост длиной в любовь - Энн Вулф

— Напрасно казалось, — перебила я своего ревнивого доктора. — Да, мне нравится Клеманс. И он чем-то напоминает мне Дика Хантона, того мужчину, о котором я говорила, но это уже в прошлом. Нас с Клемом связывает лишь дружба.

— Ты уверена, что он тоже относится к тебе как к другу? — не унимался Грэм.

— Вообще-то мы с ним поговорили об этом. И пришли к выводу, что нам обоим не нужно переходить черту.

— Черту? — многозначительно посмотрел на меня Грэм, ожидая продолжения.

Я нервно поерзала на своей кровати и даже почувствовала, что меня снова бросает в жар.

— Я имею в виду ту черту, которая отделяет дружеские отношения от отношений более близких.

— Более близких?

Выразительный взгляд и многозначительный вид Грэма окончательно меня смутили. Я уже не знала, как объяснить ему эту, на мой взгляд, очевидную вещь.

— Грэм, меня не влечет к Клемансу, если ты об этом, — не выдержала я. — Мне нужен совершенно другой человек. И этого человека я полюбила всем сердцем.

— А ты уверена, что полюбила? Что твои чувства не страсть, не влечение, не попытка забыться?

— Да, Грэм, я уверена, — кивнула я и, опустив глаза, добавила: — Надеюсь, этот человек тоже уверен в своих чувствах.

— Этот человек, — немного помолчав, начал Грэм, — долго сомневался в себе. Он слишком тщательно все взвешивал, он колебался. Его уже предавали, и он обжегся однажды больно и сильно. И в тот момент, когда он предавался отчаянию, ему пришлось выдержать еще одно испытание. А он его не выдержал. И боялся не выдержать снова.

— Ты говоришь загадками, Грэм, — тревожно посмотрела я на него. — Я не могу тебя понять. Хотя очень хочу этого.

— Ты права, Ди, — мрачно кивнул Грэм. — Ты была права в том, что не рассказывала о своем чувстве, пока оно сжигало тебя изнутри. Мне тоже нужно успокоиться, и тогда я смогу рассказать. Ведь за мной тоже много лет тащится этот длинный плащ вины. А мне так хочется его снять…

— Ты сможешь, я уверена, — горячо прошептала я и уткнулась лицом в его плечо. — О этот запах сосен и меда! Я была уверена, вдвоем мы сможем со всем справиться, все пережить. Лишь бы Грэм был рядом всегда. Лишь бы никуда не уходил, не оставлял меня.

Только голова моя стала совсем тяжелой, а жар раскалил тело так, словно я сидела на солнцепеке. Мне стало дурно, а дальше… Дальше я провалилась в какое-то забытье, но до меня по-прежнему доносился запах сосен и меда…

10

Признаюсь, в детстве я любила болеть. Родные относились ко мне с особенным теплом. Строгая мама становилась мягче и кормила из ложечки теплым мороженым, напоминавшим вкусный крем для торта. Заботливая бабушка пекла мои любимые пирожки с ежевичным вареньем и варила горячий шоколад. По дому витал запах анисовой микстуры и маминых духов, которыми мне разрешали пользоваться лишь тогда, когда я болела.

Повзрослев, я переехала в маленькую квартирку, принадлежавшую когда-то бабушке, и болеть стало куда менее приятно. В аптеку приходилось бегать самой, а врача я вызывала лишь тогда, когда мне было совсем плохо. Никто не пек любимых пирожков, не кормил мороженым из ложечки, не позволял пользоваться любимыми духами. Болезнь в одиночестве — самое тягостное, что только может случиться с человеком.

В этот раз я болела совершенно иначе. Я впала в какую-то глубокую дремоту и не могла открыть глаза даже тогда, когда слышала голоса вокруг себя. Меня то сотрясал озноб, то бросало в жар. Я чувствовала, как чьи-то заботливые руки переворачивают меня, меняют постельное белье, укрывают теплым одеялом. Мне давали какие-то лекарства, и я, вдыхая вовсе не запах микстуры, а знакомый аромат сосен и меда, хотела прошептать «Грэм», но не могла.

Мне снились какие-то сны, мерещились хорошо знакомые лица, грезилось, что я нахожусь вовсе не в комнате, а на залитом утреннем солнцем росистом лугу. Я плавала в море, где добродушный змей с именем, которое когда-то называла Грейс, катал меня на своей спине. Я видела, как добрый великан строит мост, а его возлюбленная машет ему с другого берега зеленым платком.

Сны были обрывочными, но яркими и очень красивыми. И все-таки мне страшно хотелось проснуться, чтобы увидеть любимое лицо человека, который — я знала, я чувствовала — все это время был со мной рядом.

И однажды утром я наконец открыла глаза.

Грэм Фэрроуз сидел на моей кровати, словно никуда и не уходил. Заметив его задумчивый и мрачный взгляд, устремленный куда-то сквозь меня, я испугалась, что все, произошедшее между нами той ночью, было всего-навсего одним из моих ярких снов.

Но потом он увидел меня, понял, что я очнулась, и лицо его начало оживать на глазах. Так, наверное, оживали каменные изваяния в мифах. Так, наверное, ожил бы тот великан, что строил мост для своей возлюбленной. Мост длиной в любовь.

Лицо Грэма менялось: глаза цвета потемневшего грецкого ореха посветлели до оттенка прозрачно-янтарной смолы; крупные губы, сухие, как земля, выжженная солнцем, растянулись в свежей молодой улыбке; морщины на суровом и мрачном челе разгладились. Мне показалось, что он стал моложе лет на десять.

— Грэм, сколько тебе лет? — спросила я и, только спросив, поняла, как глупо в такую минуту задавать подобный вопрос.

Но Грэм, похоже, не находил мои слова глупыми. Он погладил меня по щеке теплыми пальцами и тихо произнес:

— Тридцать. А ты думала, я тебе в отцы гожусь?

— Извини, — прошептала я. — Сама не знаю, что несу.

— Все в порядке, — снова улыбнулся мне Грэм. — Мне плевать, как я выгляжу. Лишь бы ты меня любила.

— О, мне все равно, как ты выглядишь, — утешила я Грэма и, поймав его руку, коснулась ее губами. — Самое главное, свет в твоих глазах и улыбка на твоем лице.

— Ди, я так испугался за тебя, — пробормотал Грэм. — Конечно, я знал, что ты поправишься. Но одна мысль о том, что я тебя потеряю, сводила меня с ума.

— Все уже позади, и ты никогда меня не потеряешь.

Грэм тяжело вздохнул. Мне показалось, он хотел что-то сказать, но решил отложить этот разговор на потом. Я не стала настаивать. Меня переполняло счастье оттого, что он рядом и что все, случившееся между нами, мне не приснилось.

— Грэм… — с тихой нежностью прошептала я. — Что, Ди?

— Поцелуй меня.

Он склонился над моим лицом. Его крупные губы вначале коснулись моей шеи, потом начали осторожно подбираться к щеке, а затем добрались до моих губ. Я сладко застонала, почувствовав, как его язык скользнул по моим губам и проник между ними.

Этот поцелуй был безумно нежным. Грэм словно боялся причинить мне боль. Он целовал и ласкал меня, будто я была едва распустившимся весенним цветком, хрупким и сонным, пробужденным лучиками ласкового солнца. Пальцы Грэма блуждали по моей щеке, по моим плечам, по моему телу, раскрывшемуся ему навстречу, словно лепестки цветка навстречу солнцу.