Книга Фотография - Пенелопа Лайвли

Обмен приветствиями.

— Гленда, моя жена. А вы? Простите, по телефону я тогда не…

Еще бы ты разобрал, думает Глин.

— Питерс. Глин Питерс. — И внимательно смотрит, скажет фамилия что-нибудь или нет? Не говорит. Что объяснимо — не такая уж она и редкая.

Они перемещаются на кухню. Хозяева заваривают чай. Они болтают. Вы издалека? Надеюсь, вам было легко нас найти по моим указаниям. И тому подобное. Вполне дружелюбная пара, без выкрутасов и богемного лоска. Кэт любила художников, думает Глин. Выделяла их из числа прочих, увивалась за ними, как маркитантка за полком. Он рассматривает Бена Хепгуда; тот, помешивая ложечкой чай, нахваливает свой огород. Который виднеется тут же, за окном. Краем глаза Глин наблюдает и за его женой и гадает, давно ли они вместе.

Бен Хепгуд приглашает Глина посмотреть мастерскую. Глин соглашается. Все трое отправляются к одной из построек. Обычная студия художника: пахнет масляной краской и льняным семенем, холсты сложены в стопку, развешаны по стенам, навалены на столы и полки. Пара старых сосновых стульев, плетеное кресло с засаленными подушками. Ни шезлонга, ни кровати. По крайней мере, теперь.

А сейчас пора. Ему придется признаться, кто он такой, перестать быть инкогнито.

Что он и делает. Ласковым, извиняющимся тоном, пару раз скорбно опуская глаза. Когда он подходит к цели своего визита, то есть упоминает о портрете, он пристально наблюдает за Беном Хепгудом и краем глаза — за его женой Глендой. Ему нужно увидеть реакцию. На имя Кэт они среагировали очень знакомо — Глин уже видел радость и теплоту, с какой ее вспоминали, и сочувствие своей утрате. …И Глин начинает сомневаться. Но ведь портрет… Что там с ним?

— А… точно, — говорит Гленда. — Она была чудесной моделью. И Бен ее написал отлично. Один из его лучших портретов, я вам точно говорю… он, правда, так не считает. — И она по-супружески деловито, но ласково потрепала художника по руке. Тот улыбнулся жене.

Ну и что? Глин пристально смотрит на них. То ли оба притворяются из-за него, то ли она не в курсе. А может — скорее всего, — он, Глин, снова идет по ложному следу.

— Она приезжала сюда? — спросил он.

Да, конечно, кажется, так. Пару раз даже на ночь оставалась. С ней было так весело, дети тогда еще подростками были, а Кэт легко сходилась с детишками, придумывала всякие безумные игры, они до сих пор ее вспоминают.

— Когда?

Совещание. Наверное, ближе к концу восьмидесятых. Летом 1988-го? Да, точно, потому что вернисаж, на котором портрет купили, состоялся в восемьдесят девятом. Сразу же ушел портрет.

Как?

А вот так. Тот тип пришел на открытие и немедленно заприметил картину. Или что-то в этом роде. В первые же десять минут.

Серьезно? Серьезно?

Глин лихорадочно пересматривает свою позицию. Буквально доля секунды — и у него зреет другой план. Он четко видит, что надо делать. И объясняет: мол, все это время он очень надеялся, что ему удастся выкупить этот портрет. Ему ведь было известно, что его жену писали («Ты меня слушаешь?»), но что потом стало с портретом, Кэт не упоминала, и лишь недавно ему пришло в голову: а может, каким-нибудь чудом картина все еще у вас?

Кто мог ее купить? Да еще так сразу, как будто ждал шанса, а может, он уже знал о картине? Может, он знал Кэт, и знал ее настолько близко, что поспешил купить ее изображение, чтобы оно не досталось никому другому?

— …очевидно, это было слишком — надеяться, что картина еще у вас. Но у кого-то же она есть? Вы, случайно, не знаете, кто ее в итоге приобрел?

И да, у Бена Хепгуда имелся журнал, в который он записывал сведения, куда ушли его картины. Он извлекает из ящика стола папку и принимается в ней рыться. Гленда говорит о Кэт. О том лете, когда, по словам Кэт, он, Глин, постоянно был в разъездах по работе.

— Простите, я толком не запомнила, чем вы занимаетесь. А Кэт рассказывала… то есть она часто оставалась одна, я думаю, она очень радовалась возможности сюда приехать. Однажды она взяла с собой наших девочек и съездила с ними на побережье на пару дней. Жаль, что у нее так и… не то чтобы она жаловалась, но это всегда чувствовалось…

Глин пристально смотрит на Бена Хепгуда, тот никак не может найти записей из галереи.

— Черт, неужели я их выбросил? Постойте, нет, вот же они! Некий мистер Сол Клементс — вот адрес и телефон. Лондон. Кажется, небедный район. — И смеется.

Есть. Тот самый покупатель. Вот его настоящая добыча. Бен Хепгуд был просто ступенькой — но кто же знал? Бен Хепгуд, сам того не зная, облегчил ему задачу. Он написал портрет Кэт, по очень большому желанию написал, но по причинам исключительно творческого характера — да и кто бы устоял? Но как только портрет отправился на выставку, его тут же пожелали купить. Кто? Может быть, тот, кто ждал этого? Тот, с кем Кэт встречалась тем летом?

Остается только отделаться от Хепгудов. Которые даже теперь, когда выяснилось, что интерес к творчеству художника объясняется исключительно личными мотивами, продолжают относиться к нему вполне дружелюбно. Чтобы хоть как-то исправиться, Глин выказывает запоздалое внимание к работам, лежащим и висящим повсюду: задает вопросы, вежливо и почтительно комментирует. Хепгуд пишет маслом в классической манере, а значит, сегодня он, что называется, не модный, если судить по публикациям в воскресных газетах. Подумав так, Глин не упускает возможности польстить хозяину, поругав современный кич и перформанс — мол, теперь только и выставляют, что незаправленные кровати да чучела животных; кажется, его слова пришлись тому по душе.

Но тут Хепгуд прерывает беседу о современном искусстве — он вдруг вспоминает, что где-то у него хранился слайд с того портрета, и вновь принимается рыться в папках и ящиках стола. Глина эта новость заворожила — отчего-то он до сих пор не верил, что портрет существует — в той или иной форме. Кэт. Здесь и сейчас Бен Хепгуд роется в папках и альбомах; Гленда что-то говорит о том, что для Кэт ее наружность представляла проблему. Да ну? Глин мельком посматривает на Гленду — коренастая, румяная, пышущая здоровьем, она являет собой противоположность Кэт. Проблему? Но тут ее благоверный говорит: «О, нашел», открывает конверт и подносит слайды к свету. Должен лежать в этом конверте — здесь слайды с выставки. И потом: вот! И передает слайд Глину.

Крошечная, как драгоценный камушек, Кэт, освещенная лучами света из окна. Слайд слишком маленький, чтобы можно было различить детали, но он безошибочно узнает ее — характерная поза: сидит, подогнув под себя ноги, слегка отвернув голову и подперев подбородок, опершись локтем на ручку кресла. Глин пристально рассматривает застывший момент — момент из тех времен, когда Хепгуд видел Кэт, сидевшую в этой позе. Кэт просидела так в этой мастерской много часов подряд, наверное, в этом же самом плетеном кресле, глядя вот в это окно. Глина охватывает странное чувство: он ощущает, что был исключен из этого пространства, этого времени. Она была здесь, а он — нет. А теперь наоборот — он здесь, а ее нет, — и от осознания этого у него по спине пробежали мурашки.