Книга Навеки твой - Даниэль Глаттауэр

В самом Ханнесе, правда, трудно было найти нечто подозрительное, — узнала Юдит, — он приходил или выходил всегда один. Вид у него был затравленный или нервный. Один раз он попридержал дверь для пожилой дамы, в другой раз дружелюбно поприветствовал у входа молодую семейную пару. Одет неброско, так что даже Бьянка не могла точнее описать его одежду.

Дальнейшие наблюдения выявили следующее: в отдельные вечера Ханнес покидал дом неоднократно с короткими интервалами — и никогда с пустыми руками. Иногда у него под мышкой была папка с документами. В другой раз он нес черный деловой портфель, несколько раз его видели с фиолетовым спортивным рюкзаком за спиной, пару раз с болтавшимися в руках хозяйственными сумками и один раз с большим завернутым предметом на плече, видимо тяжелым, как можно было понять по его напряженным движениям.

— Когда Ханнес выходил из дома вечером в последний раз, а также оставался ли в какие-то дни на ночлег за городом, пока неизвестно. Но скоро мы это выясним, — решительно заявила Бьянка, — если нам вообще это еще нужно. Так нам продолжать, начальница? Нам, в принципе, понравилось.

После недолгого колебания Юдит дала добро. Не могла же она лишить их радости поучаствовать в первом совместном деле?

3

Когда она получила в руки письмо от Ханнеса, то пребывала в положительной, гармонической фазе. Это первое непосредственно ей адресованное письмо с момента его таинственного ухода в тень летом. Юдит оценила как добрый знак, что ее рука при этом не дрожала. Она прислонилась к кухонным полкам, откусила от круассана и принялась изучать послание с таким же чувством, будто это обычный рекламный буклет по установке оконных уплотнителей. Две страницы длинного текста были напечатаны на компьютере. Они выглядели неброско, как и штамп отправителя: «Ханнес Бергталер, Нисльгассе 14/22, 1140 Вена».

«Дорогая Юдит, — Юдит прочитала письмо до конца и не увидела в нем ни одного восклицательного знака, — до меня дошли сведения, что ты попала в больницу. Надеюсь, ты поправишься. Стационар, руководимый унив. проф. д-ром Карлом Вебрехтом, где тебе, вероятно, предстоит проходить лечение, пользуется заслуженной славой. И я убежден, что ты попала в хорошие руки.

Две недели назад ты оставила мне на автоответчике сообщение, которое меня сильно задело. Знаю, что время, которое мы провели вместе, было самым прекрасным в моей жизни. Много злоключений произошло тогда. Я знаю также, что допустил серьезные ошибки. Как известно, любовь слепа. В результате ты от меня отвернулась. В моей безграничной любви к тебе я этого не хочу допускать и в мыслях. Я совершил поступки, и теперь глубоко раскаиваюсь в них. Вмешался в жизнь твоей семьи, хотя ты меня об этом не просила. Поступил нецелесообразно, и тебе было неприятно. За это прошу у тебя прощения. В свое оправдание могу привести в качестве довода, что в то время я был очень занят и в конце концов оказался в больнице с синдромом эмоциональной опустошенности. Тогда я дошел до своей нижней точки, и мне не хотелось, чтобы ты знала об этом, тем более переживала, а то и вовсе начала развивать в себе чувство вины.

Постепенно прибегание к терапевтической помощи стало важным фактором, однако мне удалось-таки провести разделительную линию между мной и тобой. Поверь, это было непросто, это был самый глубокий и темный тоннель на моем жизненном пути. И я его прошел, свет снова озаряет своими лучами мою дорогу, правда не так ярко, как раньше, но день ото дня он по чуть-чуть прибавляет. Юдит, я никогда больше не приближусь к тебе. Я обещаю.

Твое сообщение на мобилбокс, дорогая Юдит, доставило мне сердечную боль. Ты как будто изменилась и стала не похожей на саму себя — агрессивной, озлобленной, полной ненависти. Твои слова причиняют боль. Ты пишешь, что тебя не купить на дурака, что ты якобы уверена, будто я за тобой наблюдаю, что я не смогу больше внушать тебе страх, ты хочешь, чтобы я, трус, показался. А если не покажусь, то ты меня разыщешь, где бы я ни находился.

Юдит, я никогда не желал вселять в тебя страх, одна только мысль об этом представляется мне страшной. Мне казалось, что в интересах нас обоих будет, если мы на какое-то время перестанем видеть и слышать друг друга. Поэтому я уединился. В данном случае я всего лишь последовал совету наших общих друзей. Они дали мне понять, что сейчас я вызываю в тебе аллергическую неприязнь. У меня и в мыслях не было прятаться от тебя. Не хватало мне еще приобрести в твоих глазах образ труса. Чтобы сказать тебе об этом, я и взялся написать это письмо.

Итак, Юдит, я здесь. К счастью, я могу существовать и без тебя. И все же: ни к чему другому я так не стремлюсь и не желал бы так сильно в жизни, как к тому, чтобы мы оставались друзьями. Если я тебе понадоблюсь, то всегда буду рядом. Никто не в силах лишить меня чувств к тебе. Преданный тебе, Ханнес».

Юдит отложила письмо и еще раз осмотрела руку. Она не дрожала. Тогда Юдит налила из синего термоса в чашку тепловатого кофе с кофеином, взяла стакан воды, выдавила таблетку из упаковки и почти поднесла ее ко рту, но не проглотила, а решила ополовинить. Вторую половинку засунула обратно в упаковку. Запила полтаблетки водой, сжала кулаки в предвкушении победы, которая приобретала все более реальные очертания, и сказала себе: больше никакого страха.

4

После этих событий Юдит удалось невозможное — целых три ночи подряд она спала как убитая. Вдобавок ее снова потянуло в общество. Оба этих достижения надо было отпраздновать. Как в старые времена, она наспех договорилась о совместном вечере в кругу друзей. Герд очень обрадовался и обещал прийти, несмотря на то что у них с Роми были билеты на «Порги и Бесс». Юдит: Роми? Герд: да, Роми. Уже тринадцать дней. Юдит: если ей уже исполнилось пятнадцать, пусть обязательно приходит!

Ильза, Роланд, Лара, Валентин — у всех на субботу были намечены какие-то мероприятия, но ничто даже близко не могло сравниться с приглашением на гуляш из дичи от явно поправившейся и пребывающей в приподнятом настроении Юдит. Все они являлись ее друзьями, и были готовы прийти к ней по первому зову, чтобы отпраздновать ее возвращение в банальную, но такую очаровательную атмосферу выходных. На следующий день пообещала нанести визит и Нина, дочь «Короля Дома музыки». (Герд, наверное, опять в одиночестве.)

И тогда Юдит в озорном состоянии духа овладела абсурдная идея, в которую она и сама пару дней назад ни за что бы не поверила. Однако письмо поставило все с ног на голову. Ее окрылял факт, что она могла пустить Ханнеса к себе в квартиру. Он свидетельствовал о безрассудной смелости, возвращал подобающее самоуважение, — его-то ей особенно недоставало в последнее время.

«Ни к чему иному я так не стремлюсь и не желал бы так сильно в жизни, как к тому, чтобы мы оставались друзьями», — написал он в своем неподражаемом патетическом стиле. Что ж, этот поезд, пожалуй, ушел — слишком много досадных моментов пришлось пережить. Но что мешает сделать небольшой шаг к примирению? Почему бы не продемонстрировать в тесном кругу друзей, что она снова в состоянии перепрыгнуть через свою тень?