Книга Скрипка - Энн Райс

– Ты сумасшедшая, – выпалилаКатринка. – Ты спятила, когда позволила Льву уйти, – просто взяла исобственными руками отдала мужа Челси. Сама знаешь, что спятила! И когдавыхаживала отца, тебе вовсе не обязательно было закупать все эти кислородныеаппараты, нанимать сиделок и тратить все его деньги до последнего цента, тебесовершенно не обязательно было так поступать, но ты все равно это сделала – изчувства вины, сама знаешь, обыкновенной вины за смерть… – Она запнулась, иголос ее дрогнул. За смерть Лили…

Боже, да у нее на глазах слезы!

Даже сейчас она с трудом произносит имя Лили.

– Это из-за тебя ушла Фей! – На еераскрасневшемся, опухшем лице появилось по-детски отчаянное выражение. –Ты сумасшедшая, раз вышла замуж за умирающего! Надо же придумать такое:привезти умирающего сюда! Мне наплевать, что у него были деньги, мне наплевать,что он отремонтировал дом, мне наплевать, что… Ты не имела права, никакогоправа совершать подобное…

Возмущенный гул голосов заставил еезаткнуться. Она выглядела такой беззащитной! Даже Мартин теперь рассердился наКатринку, чем нагнал на нее страху; его неодобрение было для нее невыносимо.Она выглядела такой маленькой; они с Фей навсегда остались малышками. Хорошо быРозалинда сейчас поднялась, подошла к ней и крепко ее обняла. Я бы не смогла…не смогла бы до нее дотронуться.

– Триана, – сказал Грейди. – Нехотите ли продолжить и сделать заявление сейчас, как мы планировали?

– Какое заявление?

Я взглянула на Грейди. Речь шла о чем-топодлом, жестоком, ужасном. Потом я вспомнила. Заявление. Важнейшее заявление;продумывая его формулировки, я исписала десятки черновиков.

Катринка не имела представления, сколько денегмне оставил Карл. Катринка не имела представления, сколько денег я однаждыоставлю ей, Розалинде и Фей. А я еще раньше поклялась, что если она предприметчто-нибудь подобное, выкинет какой-нибудь фортель, если она поступит так, каксейчас, то мы вручим ей чек, очень внушительный чек на миллион долларов безвсяких центов, на весьма кругленькую сумму, а взамен я возьму с нее обещание,что она в жизни со мной больше не заговорит. План, выношенный в темных уголкахдуши, не знавшей прощения.

Тогда она поймет, как ошиблась в расчетах,какой мелочной была. Да, я отплачу ей, глядя прямо в глаза, за все жестокиеслова, которые она когда-либо мне говорила, за все подлости и мелкие пакости,которые делала и делает моя младшая, переполненная ненавистью сестренка, –отомщу за ее связь со Львом, за «утешение», которое она дарила ему после смертиЛили…

Но нет…

– Катринка, – прошептала я, глядя нанее.

Она повернулась ко мне: красное лицо, слезы втри ручья, как у ребенка, вся краска ушла со щек, кроме красной, – как этопо-детски. Даже представить себе ужасно: маленькая девочка сидит на школьномдворе с матерью; мать пьяна, и все это знают, но ребенок нежно прижимается кней, а потом едет домой с этой женщиной в трамвае и…

Однажды я пришла в больницу и увидела Катринку– такую же, как сейчас, красную и зареванную.

«Лили сообщили об анализе крови за целыхдвадцать минут до того, как его сделали. Почему они так поступают! Это небольница, а камера пыток. Нечего было предупреждать ее заранее…» – Она плакалаиз-за моей дочери!

Прошло несколько недель, и Лили уже лежалалицом к стене, моя крошечная пятилетняя девочка, почти мертвая. Катринка оченьее любила.

– Грейди, я хочу, чтобы вы отдали ейчек, – быстро произнесла я громким голосом. – Катринка, это подарок.Такова была воля Карла. Грейди, не нужно речей, это бессмысленно, простоотдайте ей подарок, о котором распорядился мой муж.

Я увидела, как Грейди с облегчением вздохнул,что не придется теперь произносить язвительные и мелодраматические речи, хотяадвокат отлично знал, что Карл ни разу в жизни не видел Катринки и ни о какомтаком подарке не помышлял.

– Но разве вы не хотите, чтобы онаузнала, что это ваш подарок?

– Не хочу, – прошептала я вответ. – Она бы тогда не смогла его принять, не захотела бы принять. Вы непонимаете. Отдайте Розалинде ее чек, пожалуйста!

Второй чек перешел из рук в руки без всякихусловий – он должен был послужить приятным сюрпризом. Карл очень любилРозалинду и Гленна и до последних дней помогал им содержать маленькиймагазинчик «Книги и пластинки».

– Скажите, что это от Карла, –велела я. – Действуйте.

Катринка подошла к столу, держа в руке чек.Она по-прежнему лила слезы, как ребенок, и я заметила, что она здоровопохудела, борясь с наступающим возрастом, – все мы с ним боремся. Своимиогромными слегка навыкате глазами и маленьким, хорошеньким, но крючковатымносом она очень походила на отцовскую ветвь Беккеров: в ней чувствоваласьсемитская красота, даже сейчас придававшая серьезность зареванному лицу. Волосыу нее были светлые, а глаза голубые. Катринка дрожала и качала головой. Из-подсжатых век катились слезы. Отец тысячи раз говорил, что она единственная извсех нас по-настоящему красива.

Я слегка пошатнулась и почувствовала, какГрейди меня поддержал. А Розалинда что-то бормотала, но так неуверенно, что ееникто не слушал. Бедняжка Роз! Вынести такое!

– Нельзя выписать такой чек, –сказала Катринка. – Нельзя просто взять и выписать чек на миллиондолларов!

Розалинда тоже держала чек, который передал ейГрейди. Она казалась изумленной. Как и Гленн, стоявший возле нее и глядевшийкак на чудо света на чек в миллион долларов.

Заявление. Речь. Все фразы, отрепетированные вгневе на Катринку «…чтобы ты никогда ко мне не обращалась; чтобы ты никогда непереступала этот порог; чтобы ты никогда…» – эти слова умерли и растаяли.

Больничный коридор. Рыдающая Катринка. Впалате незнакомый калифорнийский священник окропил Лили водой из бумажногостаканчика. Неужели дорогой моему сердцу атеист Лев решил, что я струсила? АКатринка рыдала тогда так, как сейчас, настоящими слезами, оплакивая моегопотерянного ребенка, нашу Лили, наших родителей.

– Ты была всегда… – Язапнулась. – Всегда была добра к ней.

– О чем это ты говоришь? – не понялаКатринка. – Нет у тебя никакого миллиона долларов! Что она такое говорит?Что вообще это такое? Неужели она думает, что…