Книга Жена завоевателя - Крис Кеннеди

– Не тронь….те… меня! – закричала она, стряхивая руки, внезапно обвившиеся вокруг ее талии.

Голос де Луда был тихим, но твердым, когда он схватил ее и водворил обратно в комнату.

– Успокойтесь, леди!

Ей показалось, что она заметила на его лице нечто сродни сочувствию, но это впечатление тотчас же исчезло. Прихрамывая, он подошел к единственной двери в комнате, лишенной окон, и занял там позицию, храня бесстрастное выражение лица.

– Он сказал, что вам следует оставаться здесь.

Гриффин мчался в Лондон, стараясь держаться окольных троп, галопом пролетая мимо поваленных древесных стволов. Стояла тишина, нарушаемая лишь стуком копыт Нуара.

Он проносился, минуя предательские леса возле саксонской заставы, где они нашли и схватили его, где вновь звон мечей и крики ярости огласили еще одну лунную ночь.

Их было десятеро против одного, и они поволокли его в цепях, но упустили из виду его коня Нуара, ускакавшего от них под покров деревьев с небольшим грузом на спине, притороченным к седлу узлом. Позже Эрве выскользнул из лесных теней и взял коня. Они с Александром следовали за отрядом до стен Лондона, а потом помчались к Глостерскому порту, где ожидали остальные.

Гриффина бросили в лондонский Тауэр, где ежедневно избивали, грозили обезглавить и кинули наконец плашмя на холодный каменный пол, когда в нем едва теплилась жизнь. И только вмешательство Генриха, выторговавшего его в обмен на другого высокородного заложника, взятого в плен во время одной из последних кампаний, обеспечило ему свободу через шесть недель.

Во время его заключения единственное, что не давало ему впасть в безумие, были мысли о Рейвен – о ее смехе, ее аромате, выражении ее глаз, когда он обещал найти ее; мысли о том, что мир снова может наполниться светом, а не мраком ужасных желаний его отца и нерушимых клятв, о том, что у него есть дом, куда он сможет вернуться и где она будет ждать его.

Ужас его кишащей крысами темницы был не таким реальным, как эти светлые образы его мечтаний.

Но однажды он подслушал разговор двух тюремщиков. Это было за неделю до его освобождения, когда он был избит столько раз, что потерял счет этим истязаниям.

Говорили о нем…

– Да, а чего еще было ждать? Женщина его выдала, – послышался грубый голос одного в ответ на реплику, которую Гриффин не расслышал. – Говорят, король обещал ей новые земли, хотя она и так богатая наследница.

– Тьфу, – плюнул первый, – неужто Эверута ей не достаточно?

Гриффин замер…

Второй изрыгнул несколько ругательств, и голоса затихли в отдалении. Писк ржавого железа означал, что они подошли к внешней двери и скоро уйдут. Гриффин заставил себя дотащиться на такое расстояние, какое допускала удерживавшая его цепь, и, шатаясь, встал на ноги. Он оперся ладонью о скользкую стену и склонил голову, прислушиваясь.

– Подумай! Графиня Эверут встречает шпиона и в качестве первого вознаграждения получает его в свою постель, а потом поворачивается к нему спиной, выдает его и получает от короля новые земли – теперь ее владения простираются до Йорка. Вот оно, проклятое дворянство! Им никогда нельзя доверять.

Гриффин зашатался. В голову ему ударила кровь, в ушах загудело. Боль осознания услышанного повергла его на колени. Он соскользнул вдоль влажной стены – ноги уже не держали – и ударился головой о жесткий камень.

Время от времени в течение той пронизанной ветром и молниями ночи он воображал, что встретил любовь, ко оказалось, что вместо этого нашел предательство.

Он бился головой о камень, пытаясь побороть почти всепоглощающее побуждение выкричать свою ярость и гнев.

Предательница.

Обманщица.

Предательница.

Дьявольское отродье.

Сердце его будто раскололось и сразу окаменело, и, когда семью днями позже его выкупили и выпустили, от него остались только ледяные осколки.

ИнтерлюдияГОД БЕСПЛОДИЯ

Вся Англия

Зима – лето 1153 года

Армия Генриха фиц Эмпресса прошла по выжженным землям Англии, превращая их в пустыри. Замки, гарнизоны, деревни, дома – все было опустошено. Король Стефан сражался бок о бок со своим воинственным сыном принцем Эсташем, Кое-кто говорил, что короля подзуживали те, кто боялся гнева Генриха фиц Эмпресса, а возможно, обязательств перед новым королем, в то время как их путь уже был избран, тропа протоптана и они чувствовали себя усталыми. Но принцу было за что сражаться: на кону стояло королевство.

Но большинство видело одну простую правду – как только Генрих фиц Эмпресс будет коронован, гражданская война закончится.

И все же несколько верных Стефану форпостов, несколько замков, держали свои вооруженные гарнизоны и хранили свою веру и преданность. Конечно, они были обречены. Им суждено было умереть от меча или голода. Либо покориться.

И вот в августе пришла весть: принц Эсташ, наследник престола, мертв.

«Гнездо», Нортумбрия, Англия

Август 1153 года

– Все пропало, миледи. Погиб весь урожай. Пшеница и рожь – все высохло.

Гвин подняла глаза на Уильяма, своего лысеющего любимого сенешаля, сидевшего за столом напротив.

Он хмуро смотрел на свиток пергамента в руке, представлявший собой отчет, только что полученный из восточных мэноров. Он всего лишь еще раз повторил то, что уже говорил ей.

Гвин устало кивнула и устремила взгляд в окно. В широкое окно четвертого этажа не проникало ни единого дуновения ветерка – только жаркий сухой воздух.

– Продай арфы, – ответила она вяло.

– Миледи! Но ведь они принадлежали вашей матушке!

– Пусть Гилберт приготовит повозку. Для поездки в Ипсайл-на-Тайне, – сказала ока, ссылаясь на один из небольших городков, приписанных к графству Эверут. – Отправь их к ювелиру Эгардли. В его обязанности входит обеспечение перевозки товаров Эверута, и он знает всех менестрелей от реки Клайд до Темзы. Они произведут оценку.

Она услышала шелест пергамента, положенного Уильямом на стол.

– Этого будет достаточно, чтобы закупить пшеницы на год, – пробормотал он, – если удастся продать их обе.

Она кивнула. Это было все, что она могла продать. Больше не оставалось ничего.

Гвин продолжала неотрывно смотреть в окно, устыдившись, что эта печаль не самая глубокая из тех, что терзали ее сердце. Тяжелее всего ей было сознавать, что год назад она предала Язычника своим непроизвольным возгласом.

Взятка тюремщикам через неделю после ее возвращения в Эверут имела последствием только то, что половина денег вернулась к ней в виде потертых монет, а известий о нем так и не поступило.