Книга Мефодий Буслаев. Свиток желаний - Дмитрий Емец

Несмотря на то, что Хаврон занимал добрую треть крошечнойкухни и лицо у него было широкое, как доска для резки хлеба, Зозо продолжала егопокрывать, как когда-то в детстве. Впрочем, и Эдя при случае не давал ее вобиду. Можно сказать, они были идеальными братом и сестрой. Насколько этовообще возможно в суетливом муравейнике жизни.

На площадке перед входной дверью послышались какие-то звуки.Некто вполне определенно постучал, а затем толкнул дверь плечом. Потом сновапостучал и снова толкнул, сильнее. В этом не было ничего удивительного. Звонокуже с месяц не работал, и с той стороны на двери красовалось объявление,красиво выведенное на офисном принтере. Объявление гласило:

«ЗВОНОК НЕ РАБОТАЕТ.

ПРОСЬБА СТУЧАТЬ!»

Это постаралась Зозо. Однако и этого мало. Внизу подаккуратными компьютерными буквами карандашом было криво нацарапано:

«Кто так стучит?

Пинайте со всей дури!»

Это было уже творчество Эди, который, решив, что объявлениенедостаточно выразительно, надумал его уточнить.

– Кто там ломится? Ко мне вроде никто не собирался, – сбеспокойством спросила Зозо.

– Ко мне тоже. Может, твой буслаенок? – предположил Эдя.

– Нет, Мефодий в гимназии. Он звонил, что не приедет.

– А-а, ну тогда какой-нибудь другой псих.

– Не называй моего сына психом! Вот погоди, будет у тебясын, я на нем отыграюсь! – нахмурилась Зозо.

– Да запросто. Думаешь, я против? Если хочешь, будем вместеотбирать у моего сына конфеты и ломать у него игрушечные машинки! – великодушноразрешил Эдя.

Зозо вздохнула. Жениться и заводить детей ее брат явно несобирался. Во всяком случае, в ближайшие десять лет.

В дверь снова постучали.

– Пойду открою, – вздохнул Эдя и встал.

В растянутой майке с надписью «Я пришел, ты ушел!» ирезиновых вьетнамках, в которых заблудились бы трое этнических вьетнамцев, Эдявыглядел более чем внушительно. Окажись за дверью попрошайка в духе «Мы люди неместные…» – он с писком прыгнул бы в мусоропровод, не успев закончить фразу.

Эдя повернул ключ, геройски выпятил грудь и дернул дверь насебя. Дернул и тотчас сдулся, поняв, что его грозную позу оценить совершеннонекому. Площадка была пуста, если не считать странного кота в комбинезоне истрогом ошейнике. Кот стоял и смотрел на Хаврона красными немигающими глазами.На хвосте у него была зазубрина.

Эдя тупо разглядывал кота, размышляя, что тот уж точностучать в дверь не мог, и торопливо вспоминал, не пил ли он сегодня чего-нибудьс утра, потому что подобное существо может явиться только с очень большогопохмелья.

– Это чего? Типа, реклама кошачьего корма? Топай отсюда! –заявил Хаврон, смутно ощущая какой-то подвох.

Кот остался на месте. Громкий голос Эди ничуть его несмутил. Близоруко щурясь, Зозо осторожно выглянула из-за спины брата. Ей тожехотелось понять, что происходит на площадке.

– Какой хорошенький котик! – проворковала она.

– Где хорошенький котик? Покажи его мне! – не понял Хаврон.

– Ну как же? Разве ты не видишь?

– Я вижу самого безобразного кота, на котором ставили опытывсе сумасшедшие ученые этого мира.

– Эдя, не вредничай! Дай ему колбаски!

– Колбаса стоит денег, – лаконично откликнулся Хаврон.

– Хаврон! Не жадничай! – рассердилась Зозо.

Однако Эдя заупрямился.

– Нет. Сегодня этот хорошенький котик из атомного реакторапотребует колбасы, а завтра я должен буду уйти из родного дома. А мой дом – этомой окоп. В нем я, бедный и закомплексованный, прячусь от окружающего мира.

– Эдуард!

– Я уже скоро тридцать лет как Эдуард! Я старый и больнойчеловек, у которого нервы ни к черту! Эй ты, вискас, марш отсюда, пока я неспустил тебя в мусоропровод!

Кот ждал, выгнув спину. Его гладкий с зазубриной хвостхлестал по бокам, что означало высший градус раздражения. Потом Депреснякзевнул и, продемонстрировав три ряда треугольных зубов, боком двинулся на Эдю.У Хаврона пересохло во рту. Он опустил занесенную для пинка ногу и попятилсяназад.

– Эй ты, не глупи! Я добрый! Я всегда любил кошечек, собачеки прочих хвостатых гадов! – забормотал он, пытаясь захлопнуть дверь.

Кот упрямо напирал. Двери его не слишком беспокоили. К томуже быстрому отступлению Хаврона мешала маячившая у него за спиной сестра.

– Депресняк, не трогай его! – приказал вдруг кто-то.

Хаврон увидел красивую девчонку лет тринадцати со светлымиволосами. Заколотые в два хвоста волосы торчали под немыслимыми углами. Наплече у девчонки был небольшой джинсовый рюкзачок. Из рюкзака, как рукоятьмеча, торчала флейта. Эдя заморгал. Только что он был абсолютно уверен, что наплощадке, кроме кота, никого нет. Однако теперь его глаза уверяли в обратном.

– Привет! – сказала девчонка.

– Привет, статья Уголовного кодекса! Чего тебе надо? – проворчалХаврон.

Смутно ему припомнилось, что он уже видел эту девчонкугде-то и когда-то. Но где, когда? Более внятной информации на этот счетсознание Хаврона не выдавало. Девчонка склонила голову в одну, затем в другуюсторону. Эде на миг померещилось, что он шагнул в рентгеновскую кабинку, гдеего просветили с ног и до головы. Взвесили и сделали выводы, довольноиронические.

– Еще раз добрый вечер! Я Дафна, знакомая Мефодия! У менядля вас приятная новость: я буду у вас жить, – сказала девчонка.

Эдя расхохотался.

– Что-что? Да нет проблем! Можем сдать тебе ванну за сто,кухню за пятьдесят и подоконник за двадцать баксов в неделю. А твоегомутировавшего тигренка повесить за хвост на люстру совершенно бесплатно.

Депресняк оскорбленно зашипел. Весь его вид говорил, что ещеодин писк – и на люстре окажется сам Эдя Хаврон со своими тупыми шуточками.

Зозо без церемоний оттерла брата в сторону. В ее материнскомсознании, обремененном затянувшимися поисками какого-нибудь, хоть просроченногопринца, зароились самые тревожные, самые маниакальные мысли. В конце концов,дедушка Мефодия был судим за двоеженство и хроническую неуплату алиментов, аего отец пропускал только те юбки, которые видел на манекенах в витринахмагазинов.