Книга Святыня - Деннис Лихэйн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Живи я в этом его городишке, я ни за что на свете не пошел бы на преступление хотя бы потому, что это означало бы допрос, которому подверг бы меня Эммет Гронинг из Стоунхема, а пяти минут этого допроса было бы достаточно, чтобы я признался в чем угодно, вплоть до убийства ребенка Линдберга и похищения Джимми Хоффы, только бы поскорее вырваться от него и очутиться в федеральной тюрьме, чем дальше, тем лучше.
— Капитан Гронинг, — сказала Энджи с тем же придыханием, с каким обольщала «бедного Уолтера», — если б вы поделились с нами причиной сердечного приступа Энтони Лизардо, мы были бы вам крайне признательны.
Крайне признательная «крошка Дженнаро»! Фу-ты ну-ты!
— Кокаин, — произнес Гронинг, — или же «йе-йо», как его предпочитают именовать некоторые.
Итак, я увяз в болоте Стоунхема с этим жирным парнем, корчащим из себя не то Аль Пачино, не то Тони Монтану. Расследование не продвинулось ни на йоту.
— Он нюхнул кокаина, ему стало плохо с сердцем и он утонул?
— Не нюхнул, а курнул, малый.
— Что, какой-то не такой кокаин? — спросила Энджи.
Он покачал головой, крошечной по сравнению с массивным торсом, и челюсти его шумно сомкнулись.
— Обычный кокаин вместе с табаком. То, что зовется «эквадорской сигаретой».
— Табак, немного кокаина, затем опять табак, еще кокаина, вновь табак и еще кокаина, — пояснил я.
Гронинг, по-видимому, впечатлился:
— Видать, вам это знакомо.
Знакомо это было огромному количеству студентов в начале и середине восьмидесятых, но ему я этого не сказал. Такие, как он, похоже, и президента выбирают в зависимости от того, «покуривает» он или на дух не выносит наркотиков.
— Слыхал, как это делается.
— Вот этот парнишка Лизардо так и делал. И здорово набрался, витал в эмпиреях, а потом бах! — и с небес вверх тормашками.
— Образно, — сказал я.
— Чего?
— Проехали.
— Чего-чего?
— Не важно, — сказал я.
Пятка Энджи вонзилась мне в носок, и она мило улыбнулась капитану Гронингу.
— Ну а что насчет свидетеля? Газета утверждает, что с Лизардо кто-то был.
Гронинг оторвал от меня недоуменный взгляд и опять вперился в экран компьютера.
— Парнишка по имени Дональд Игер, двадцати двух лет. В ужасе бежал с места происшествия, но спустя примерно час был доставлен в участок. Опознали мы его по куртке, которую он бросил. В полиции мы маленько его прижали, но он не раскололся. Он просто пошел купаться с дружком на водоем, выпил пива, выкурил легонькую сигарету с марихуаной и полез в воду.
— А кокаин употреблял?
— Ни в коем случае. Клялся, что не знал, что и Лизардо употреблял кокаин. Говорил: «Да Тони этот кокаин терпеть не мог!» — Гронинг щелкнул языком. — На что я ему возразил: «Это кокаин терпеть не мог твоего Тони!»
— Удар под дых, — сказал я.
Он кивнул:
— Иной раз на допросах меня и ребят немного заносит.
Капитан Гронинг и его ребята. Небось устраивают совместные пикники, в церковь вместе ходят, горланят хором песни Хэнка Уильямса-младшего, и что такое презерватив, даже понятия не имеют.
— И как же отец Энтони воспринял смерть сына? — спросила Энджи.
— Вы про Полоумного Дэйви? — сказал капитан Гронинг. — Прочли в газете, что это гангстер?
— Да. Если каждую темную лошадку к северу от Квинси вдруг гангстером считать…
— Ну а именно эту темную лошадку? — спросила Энджи, сцепив в кулак руки.
— Мелкая сошка. Газеты называют его «акулой-ростовщиком», и в этом есть кое-какой резон, но основное, чем он кормится, это утилизация угнанных машин на Линнской автостраде.
Из всех крупных американских городов Бостон едва ли не самый благополучный в смысле криминогенности. Количество убийств, разбойных нападений и изнасилований, зафиксированных у нас, смехотворно мало в сравнении с аналогичными преступлениями в Нью-Йорке, Лос-Анджелесе или Майами. Но по части угнанных автомобилей все эти города нам и в подметки не годятся. Бостонские уголовники почему-то особо пристрастились угонять машины, и это при том, что общественный транспорт в городе работает нормально.
Большинство угнанных машин оканчивают свои дни на Линнской автостраде, отрезке трассы 1А, идущем вдоль Мистик-Ривер, где по обеим сторонам автострады расположились автосервисы и гаражи. Большинство этих предприятий вполне законные, однако не все. Вот почему владельцы угнанных автомобилей могут даже и не трудиться прибегать к помощи спутниковой системы — все равно сигнал прозвучит откуда-нибудь со дна Мистик-Ривер, где окажется передатчик, но не сам автомобиль. Последний будет разобран на части и рассредоточен по пятнадцати различным адресам уже через полчаса после угона.
— Полоумный Дэйви полез в бутылку из-за сына? — спросил я.
— Уж надо думать, — сказал капитан Гронинг. — Но что тут поделаешь! Понятно, он нам стал втирать очки, как это водится, дескать, сынок мой кокаином не баловался и все такое, но потом-то что? К счастью, расклад сейчас у гангстеров такой, что Дэйви там не котируется, и мне плевать на него.
— Значит, Полоумный Дэйви — это мелкая сошка? — сказал я.
— Или рыбешка, — сказал капитан Гронинг.
— Или рыбешка, — повторил я, обращаясь к Энджи.
И заработал еще один удар ногой.
Помещение сыскного бюро Хемлина и Коля занимало весь тридцать третий этаж башни Хэнкока, ледяной громады возведенного И. М. Пэем небоскреба из голубоватого стекла. Все здание состояло из зеркальных панелей, каждая двадцати футов в высоту и шестидесяти в ширину. Пэй спроектировал башню так, чтобы в стекле панелей четко отражались окружающие здания и, приближаясь к небоскребу, ты видел светлый гранит и красный песчаник церкви Св. Троицы и импозантный известняк отеля «Копли-Плаза», пойманные в неумолимую ловушку дымчатого стекла. В целом это даже красиво, а стекла, надо признать это, держались прочно и не выпадали, как могли бы.
Кабинет Эверетта Хемлина выходил на сторону церкви Св. Троицы, а в холодный ясный вечер вроде сегодняшнего вид из него открывался чуть ли не до Кембриджа. Вообще-то оттуда можно было разглядеть и Медфорд, но не думаю, что нашлись бы любители заглядывать так далеко.
Мы попивали снятое Эвереттом с полки бренди и поглядывали на его фигуру — стоя возле своей стеклянной стены, он устремлял взгляд на город, ковром раскинувшийся внизу у его ног и светившийся мириадами огней.
Выглядел он что надо, этот Эверетт. Прямой как палка, кожа натянута так туго на жесткий его костяк, что мне всегда казалось — стоит провести по его телу острым краем бумажного листа, и плоть моментально расползется раной. Серебристые, как оружейная сталь, волосы плотно прилегали к черепу, и я никогда не видел на его щеках не то чтобы щетины, а даже тени небритости.