Книга «Попаданец» специального назначения. Наш человек в НКВД - Виктор Побережных

Нет! Поражаюсь я этим людям! Вроде умные мужики, на высоких государственных постах сидят, власть и ответственность просто огромные! Но один, как пацан, то за пулемет сам ложится, то залегших необстрелянных бойцов в атаку поднимает, вместо того чтобы наводить порядок на фронте, для чего его и отправляли! Другой, при атаке его спецпоезда, охрану в контратаку ведет, даже одного диверсанта сам поймал. Но на фига?! Ведь в личной смелости этих людей и так никто не сомневается! Они давным-давно ее проявили! Их задача – руководить! Нет, чисто по-человечески я их прекрасно понимаю! Тяжело наблюдать, как другие воюют. Но ведь от действий или бездействия этих людей о-го-го сколько зависит! А Мехлис меня еще ругал, за риск излишний. А сам? И командир что-то говорил на эту тему, мол, сам Сталин был очень недоволен поведением «стариков», даже оргвыводы какие-то были… М-да. Куда-то унесли меня мысли в сторону ненужную. Да и Яша как-то хитро посматривает, явно какую-то гадость хочет сказать. Обломайтесь, товарищ хитрый майор!

– Яша. Я к командиру. Чегой-то меня Лев Захарович возжелал увидеть, нужно у командира отпроситься на завтра. А чего все на меня уставились, работы нет? – увидев, как «девочки» опять уткнулись в бумаги на своих столах, я довольно ухмыльнулся – сделал гадость – на сердце радость! Нет. Отношения с дамами из отдела сложились очень хорошие, даже семейные. Что я, что Зильберман, для наших сотрудниц стали кем-то вроде младших братьев в смеси с любимыми племянниками. Они постоянно пичкали вкуснейшей стряпней (только не понимаю, где они брали на это время?!), следили за тем, чтобы всегда был в наличии обалденно душистый горячий чай, и оказывали нам еще кучу разных мелких, но от этого не менее приятных, услуг. Может, именно благодаря этим немолодым женщинам с офицерскими погонами на плечах, я стал вспоминать Олесю уже не с жуткой осушающей тоской, приносящей чувство вины и ненависти к немцам, а с какой-то теплой, мягкой грустью. Даже стал внимание на женщин обращать в последнее время…

Мартынов оказался на месте и выслушал меня с явным интересом.

– Так мне идти, Александр Николаевич, или сослаться на работу и невозможность вырваться ни на минуту?

Этот вопрос я задал командиру не из простого любопытства. Ведь как бы там ни было, а тесные контакты между сотрудниками разных ведомств не очень приветствовались, неофициально конечно. А уж встреча с партийным деятелем уровня Мехлиса была тем более серьезной. И не зная возможной реакции Лаврентия Павловича, отправляться к Льву Захаровичу без санкции я не хотел. Хватит, наогребался по простоте душевной! Хоть я и считал, что отношения между Берией и Мехлисом были неплохими, но мало ли? Вдруг ошибаюсь, в очередной раз.

– Идти, Андрей, идти, – почти сразу ответил Мартынов. – Естественно, потом составишь отчет, но идти тебе нужно. Лев Захарович входит в список людей, близкие контакты с которыми тебе не только разрешены, но и приветствуются. Но… Тебе нужно напоминать о языке или…

– Не нужно, Александр Николаевич. Что я, совсем дурак? Ничего не понимаю?

– Совсем или не совсем, а время от времени проблемы создаешь, – Мартынов довольно ухмыльнулся. – И дуться нечего! Сам виноват, больше никто. Кстати… очень хорошо, что ты сам пришел, я уже собирался тебя вызывать. Сейчас зайди к твоим любимым медикам. Насколько я понял, у них есть списочек вопросов к тебе.

Поглядев на мою скривившуюся физиономию, Мартынов ухмыльнулся еще шире.

– Да ладно тебе! Пообщаешься немного, пару часиков! Делов-то!

– Ага, делов! Знаете, как потом голова болит?

– Голова не задница! Переживать за боль нечего! – уже откровенно заржал командир. – Иди уж, болящий!

Как ни странно, но Мартынов оказался почти прав. «Палачи» в белых халатах продержали меня чуть больше пары часов, всего два с половиной. А вот вопросы, на которые я отвечал сначала в нормальном состоянии, а потом под гипнозом, меня если не удивили, то заставили задуматься. Я перечислил, на мой взгляд, самых авторитетных политиков России моего мира и дал им краткие характеристики. Насколько я помнил, нечто подобное мы уже проделывали, но больше года назад. А вот возвращение к этой теме могло говорить о многом… или не говорить ни о чем! Но в голове поневоле началась крутиться мысль, что шансы на проникновение в мой мир выросли, и руководство целенаправленно собирает всю возможную информацию, в том числе и о «радетелях за судьбу России». Причем, прощаясь, врач-полковник прямо сказал, что в ближайшие дни мы встретимся и пообщаемся более плотно. Я аж передернулся под понимающим спокойным взглядом этого «мозговеда». Он понимающе усмехнулся:

– Не нервничайте так, товарищ майор. Ничего страшного мы с вами не делаем, не звери чай. А головные боли… Тут мы ничего поделать не можем – такова особенность вашего организма.

– Да я понимаю, товарищ полковник. Только уж больно неприятные ощущения потом. Ну что поделаешь, так я пойду?

– Да, конечно, идите.

До конца дня ничего уже не происходило. Обычная рутинная работа с бумагами, время от времени прерываемая вопросами «тетушек» по разным мелочам и перерывами «на покурить».

Как все-таки хорошо вставать не в семь утра, а в десять! Мартынов уже вечером дал добро на мой «прогул». Мол, с утра можешь не появляться, а уж после Мехлиса – будь любезен на службу. Сделав утренние дела и побрившись, облачился в приготовленную с вечера форму. Эх! Жаль, что каждый день в ней не походишь! У нас в кителях, а не гимнастерках, на службу разрешили начиная с полковников ходить, а остальные только в торжественных случаях, как у меня сегодня, блин. А форма эта мне очень нравится, гораздо больше, чем офицерская парадная восьмидесятых и более поздних лет. Глядя на офицеров в кителях (да и на себя любимого, что уж скрывать), сразу вспоминаются старые русские офицеры. Причем из настоящих, кадровых, почти выбитых ко времени революции на фронтах. Застегиваешься, и все! Спина сама выпрямляется, голова прямо, подбородок поднят… Красота! Почему-то в этой форме даже какой-нибудь низенький толстячок не выглядит смешным. Хотя, может, я и предвзят, но… нравится мне она, нравится! И ПШ солдатское, которое видел в фильмах пятидесятых и на складах уже во время службы, мне нравилось гораздо больше, чем то уежище, в котором пришлось срочную служить, и парадка с пластмассовыми погончиками на рубашке. Может, та, темно-зеленая, с черными обшлагами и воротничком-стоечкой форма была дороговата (не знаю уж, по какой причине сменили солдатскую форму), но КАК она смотрелась! Может, я и заблуждаюсь, но мне всегда казалось, что военнослужащий, одетый не только удобно, но и красиво, – совсем по-другому относится к своей службе.

Да-а-а… Чегой-то меня понесло опять. В последний раз улыбнувшись своему отражению в зеркале, я вздохнул и пошел к выходу. Пора, машина уже подъехала. В окно видно, как знакомый сержант-водитель о чем-то треплется с молоденькой девушкой в сопровождении офицера милиции. Надо же! Во все времена «водятлы в погонах» одинаковы! Чуть заметят юбку – сразу в боевую стойку становятся! Донжуаны, блин.

Заметив, что я выхожу из подъезда, сержант что-то коротко бросил девушке и нырнул на свое рабочее место. Уже выезжая со двора, сержант неожиданно спросил: