Книга На крови - Сергей Дмитриевич Мстиславский

шумит... кто виднее с поля. Адреса и с’езды: у них есть, где поговорить... друг с другом. Но реальная сила? Земцы и горожане пробуют опереться на самоуправление... которого нет, и говорить именем крестьян и рабочих... которые не с ними. Солома на огне революции: когда он разгорится, от них останется пепел.

— Я беседовал с лидерами, — пробормотал Уортон. — Это — культурнейшие люди, с большими знаниями и прекрасно воспитанные. Правда, они не показались мне хорошими администраторами. Революция требует администрирования, как любое предприятие. Но все же это крупные люди.

— Вы опять восставляете перпендикуляр, мистер Уортон. А главное: за этими людьми нет ничего, кроме спинки собственного стула. Повторяю: ни у земцев, ни у горожан, ни у интеллигенции нет связи с ударными силами революции — с массами. А без этого — они ничто.

— При всем уважении к вам, — покачал головой американец, — мне невозможно принять ваш вывод. Сбросить со счетов!.. Но тогда ничего не останется. Ваши капиталисты — они не существуют как класс...

— На чем ему было сложиться?

— У ваших капиталистов нет даже правильного понимания своих интересов. Вместо того чтобы создавать собственные рабочие организации, как это делается у нас в Америке, и этим путем овладеть движением рабочих, — ваши фабриканты откупаются. Я видел в Москве — это же центр вашего капитализма — двух крупнейших заводчиков: они субсидируют революционные партии, при том крайнего фланга. Для этого надо три раза сойти с ума!

— Это не так глупо, как кажется. И это подтверждает мой тезис. Они страхуются, как могут, московские заводчики. Свержение царизма для капиталистов так же необходимо, пожалуй, как и для трудовых масс: им негде развернуться в нынешнем застенке; сами они — своими средствами — не могут сломить юнкерской инерции, определяющей политику самодержавия; и в борьбе — они ставят на ту карту, которая единственно может выиграть: на революционное движение рабочих и крестьян, надеясь, что им удастся этими руками вытащить каштаны из огня — как не раз уже было в истории. Известно ли вам, что нынешним летом, на совещании московской промышленной группы, один из капиталистов предлагал об’явить локаут, чтобы «выгнать рабочих на улицу» и таким образом заставить их выступить? Это свидетельствует не о безумии, а о чрезвычайно ясном и правильном политическом расчете: если бы летом одновременно с крестьянством в период массовой и прямой борьбы крестьян за землю, в период погромов помещичьих усадеб поднялись и рабочие, — самодержавие капитулировало бы. Нет, капиталисты понимают, что делают: они ставят на единственные реальные у нас силы.

— Крестьянство! Но оно же не может стать базой революции.

— Аграрные волнения этого года... двести сорок уездов...

— Я их и имею в виду: много погромов, но мало успеха, — правительство справилось с ними без труда.

— Это неверно: правительству пришлось мобилизовать и разбросать по деревням целую огромную армию, с артиллерией и пулеметами.

— Я имею сведения из первоклассного источника. Не только департаментские, но... я имел случай беседовать с сановником, прибывшим из губернии для доклада монарху: он лично усмирял волнения.

— Юренич?

— Вы угадали. Обаятельная личность, не правда ли? Образование, такт и порода. Наша беседа произвела сенсацию в прессе, смею вас заверить. Он обещал мне еще некоторые дополнительные и документальные данные. Но... — американец развел слегка руками, — вы убили его!

— Да.

— Террор! Преклоним головы. Вот это — действительная сила. Убийство сановников — это уж сенсация, это настоящая пресса, крупный шрифт, экстренные выпуски... Это делово, это может дать прибыль. Но вы слишком умеренно пользуетесь этим прекрасным средством.

— Вы находите, что следовало бы перейти к «машинному производству»? Я готов разделить вашу точку зрения.

Американец снова показал зубы: белые с золотом.

— Вы говорите ужасы! Но поддерживать настроение регулярными ударами, со строгим выбором... Во всяком случае, террор — это то, что нужно, это заслуживает всяческой поддержки. Остальное: нет. Рабочие с их стачками? Это дезорганизует производство, но не может дать политического эффекта.

— Вы полагаете?

— Бесспорно. Я не буду говорить о том, что рабочее движение уже само по себе недоразумение, легко рассеиваемое правильной рабочей политикой. Там, где она пра вильна, движения нет. Англия и Америка — страны фабричных котлов, где счет рабочим ведется на миллионы. Но именно здесь революционного рабочего движения нет. Тред-юнионы: вот подлинный лозунг пролетариата, остальное — мусор, привносимый извне. Интересы рабочего и предпринимателя едины: рабочему не трудно открыть на это глаза. Когда ваши капиталисты подрастут, они это сделают. Но для данного момента все это несущественно: Россия — аграрная страна, рабочих у вас горсть, пролетариат всегда будет у вас социальным привеском к крестьянству.

— Горсть относительная: около десяти миллионов. И потом, социальное значение — определяется не численностью голов. В русских условиях — то, что вы называете привеском, само собой выдвигается во главу угла: при резком, ничем не устранимом, кроме ликвидации помещиков, конфликте между крестьянством и буржуазией с кем может пойти деревня? Только с рабочими: другого пути ей нет. А тем самым «горсть» обращается в кулак огромной, бронебойной силы. Да и непосредственно в борьбе с самодержавием удар в центр силы противника возможен только руками рабочих: этот центр — в крупных городах, вне сферы досягаемости крестьянства.

Американец записывал, с сомнением покачивая головой.

— Как вы себе мыслите этот удар?

— Вооруженное восстание.

— Ваш Боевой союз — в первую очередь. О нем я уже информирован. Но это приведет вас к столкновению с армией.

— Борьба за революцию есть борьба за армию.

— Я записываю: эта фраза просится в жирный шрифт — ленточкой во всю ширину газетной полосы. Борьба за революцию есть борьба за армию. Здесь ключ, не правда ли? И вы ведете ее?

— У нас есть Офицерский всероссийский союз. Беспартийный. Несколько сот офицеров в разных гарнизонах.

— Беспартийный. Это превосходно. Это именно то, что нужно. Центр? В Петербурге, конечно? Праздный вопрос, заданный для порядка.

— Партии имеют свои организации в солдатской массе. Главным образом эсеры и большевики. Эти организации связаны территориально без различия партий, — местными гарнизонными комитетами, и во всероссийском масштабе — по партийным линиям.

— Превосходно. Их численность?

— Трудно определить, нельзя же вести списки. Да это и не важно, ведь это только кадры: в момент выступления они увлекут и всех остальных.

— У вас есть высшие офицеры?

— Немного. Мы их не ищем. Нам нужен младший командный состав — те, что непосредственно связаны с солдатами.

— Гвардия?

— Есть члены союза в пехоте и в артиллерии. В гвардейской кавалерии слишком много пьют и слишком мало