Книга Клуб масок. Взросление Ское - Елена Эдуардовна Бодрова

депрессивного преподавателя. Он немного сутулится и держит руки в карманах. Исподлобья смотрит на козу рядом с собой.

– Займемся любовью? – тихо говорит она.

– Что?

– Заварка у тебя есть?

– Мы ведь обсуждали это.

– Тогда кофе.

– Ладно, тогда заварка есть. И вафли. Не распакованные пока, в целлофане – руки не дошли.

Они смотрят друг на друга.

– Ну, открой квартиру тогда, – говорит ему коза, слегка качнув рукой в его сторону.

Заходят в прихожую. Звонок. Коза достает телефон из кармана куртки, отвечает.

– Водку буду пить сейчас и травку курить. С мальчиком, да. А потом мы сексом займемся. Не отвлекай, мам, – и нажимает «отбой».

– Дай мне трубку.

– Зачем? Я уже отключила.

– Давно не говорил с мамой.

– С моей?

– С твоей вообще не говорил, со своей – давно.

– Почему?

– Кажется, она не знает, что у нее есть сын. А твоя знает?

– У моей нет сына. Так что, значит, нет, тоже не знает.

Вадим сосредоточенно смотрит в видоискатель. Договорились со Ское снять сцену одним неразрывным кадром. Надо, чтобы рука не дрожала, но она слегка подрагивает. Вадим осторожно перекладывает камеру в другую руку, не прекращая запись.

Они стоят напротив и смотрят друг на друга долгие две секунды.

– Ты говорила про заварку. Хочешь, залью ее кипятком для тебя?

– Хочу поцеловать, – тихо говорит коза, и Ское не помнит, есть ли такие слова в сценарии, но прекрасно помнит, как то же самое она говорила ему у дверей общежития.

Пауза.

– Хочешь поцеловать своей козой? – он показывает на маску.

– Хочу поцеловать твоё лицо.

– Не боишься снять маску?

– Боюсь, – честно признаёт Маша, потому что она и вправду боится. Ее руки начинают предательски трястись, как всегда во время сильного волнения.

Он тянет руку к маске, коза отступает на шаг. Он снова тянет, она снова отступает.

– Не снимай, – просит она, и Ское слышит в ее голосе мольбу к нему лично, не к его герою. Голос хриплый, почти надрывный. – Хочешь, я прочту тебе стихи? Только не снимай маску.

Что-то знакомое почудилось Ское в этой просьбе. Когда-то он уже слышал такое, но маску все равно снял. Когда-то давно. Они стояли на лестнице. Волосы у нее были синие.

Ское протягивает руку и одним движением сдвигает маску козы с лица девушки. И долгие пять секунд глядит в ее лицо.

– Шершавое сердце саднит, на теплом ветру теребя ванильного неба бисквит. Я встречу тебя, – говорит она тихо. По щеке катится слеза.

Он почти не дышит. Он ошибся. Да и как он мог поверить? Он вспоминает, что ведь видел ее карие глаза в прорезях маски. У Ники не карие, у Ники глаза голубые.

– Карина… родители знают, что ты здесь? – самое глупое, что можно сказать. Но Ское говорит именно это. Он напрочь забывает, что идет съемка. Что это последняя сцена его фильма. Что в его фильме нечаянно оказалась Карина. Без музыки и со слезами на глазах.

Она резко подается вперед и целует Ское. Быстро, едва касаясь – и, так же быстро и едва касаясь ногами пола, убегает из квартиры.

Ское остается. Его лицо крупным планом. Он прикрывает глаза на несколько секунд, видит темноту – и фильм окончен.

Вадим выключает камеру.

78

– Теперь те цветы в синем целлофане, что ты мне подарил, завянут в одиночестве. Я звоню из аэропорта. Извини, что так убежала. Надеюсь, сцена удалась с первого дубля, иначе переснять ее не получится. У меня самолет через полтора часа, – доносится до уха Ское хриплый голос.

– Карина…

– Голос у меня такой, потому что я два часа кричала на папу, чтобы он отпустил меня к тебе. Сорвала. Хотела помочь со съемками, но в итоге ходила в маске козы и несла всякую чушь, потому что…

– Ты мне очень помогла, Карина. Спасибо.

– …потому что ты мне нравишься. А я тебе нет.

– Не говори так.

– Те стихи, что я писала на стене и декламировала в клубе масок, – о тебе. «Не люблю твое имя нескончаемо длинное». Не знаю, почему я так сочинила, твое имя не длинное. И глаза у тебя не карие и не синие. Хотя карими глаза становятся…

– Когда смотрят на листву.

– А синими…

– Когда смотрят в небо.

– Нет. Когда человек влюблен.

– Ну и это тоже. Карина…

– Когда вернешься в Москву, обязательно приходи к нам в гости. Папа тебя очень ценит, а я, так уж и быть, не рассыплюсь только от того, что снова тебя увижу. Прости за поцелуй, он был непрошеный и куцый.

– За поцелуи не извиняются.

– Ское! – у нее вырывается хриплый крик, а за ним такая же хриплая, простуженная тишина. Подавив тишину, она шепотом произносит: – Найди свою музыку. Она должна звучать в финале.

– Найду, – говорит Ское, и связь обрывается – то ли по желанию Карины, то ли просто так.

79

– Кристина учится в консерватории. Если хочешь, я спрошу, есть ли у них композиторы. Там же, наверное, учат на них?

– Не надо.

– Где собираешься взять музыку? Или оставишь так? Помню, ты говорил, что тишина тоже звучит и часто передает эмоции лучше музыки.

– Но не в этом фильме.

Ское задумался ненадолго, а потом сказал:

– Позвони Кристине. Если она в консерватории, мы придем к ней.

– Вот это другое дело, – обрадовался Вадим и достал телефон.

80

Кристина оказалась в консерватории. Она отпросилась с пары, чтобы встретить ребят у входа.

– Они со мной, это абитуриенты, – сказала Кристина охраннику и повела ребят в консерваторский холл. Там она остановилась и повернулась к Вадиму.

– Это у него к тебе дело, – сказал он ей и показал на Ское.

– Да, Кристина. Мне нужно пианино.

– Пианино? – удивилась девушка.

– Поиграть немного.

– Ты что, умеешь играть? – в свою очередь удивился Вадим.

– Нет.

– Тогда зачем тебе пианино? – спросила Кристина.

– Чтобы сочинить музыку к фильму.

Кристина округлила глаза.

– Как же тебе удастся, если ты не умеешь играть? Знаешь ноты хотя бы?

– Ноты знаю. Я два года пел в хоре. И как играть знаю. Иоганн Себастьян Бах говорил, что нужно всего лишь нажимать нужную клавишу в нужный момент. Думаю, справлюсь.

Кристина усмехнулась.

– Ладно, идем.

Возле холла располагалась маленькая комнатка, в которой за столом сидела старушка. Рядом с ней на стенде с множеством маленьких крючков висели ключи от кабинетов. Кристина вежливо поздоровалась со старушкой и попросила ключ от какого-нибудь кабинета для пианистов.

– А кто тут пианист? – подозрительно спросила старушка.

Кристина и Вадим с двух сторон показали на Ское:

– Он.

Старушка оглядела Ское с головы до ног и не нашла что возразить. Через несколько минут он открыл крышку черного лакированного инструмента.

81

В кабинете было две двери – для лучшей звукоизоляции, но из-за своего глубоко старческого возраста они ссохлись, скукожились и не могли закрыться плотно. Из коридора доносились разрозненные звуки, прилетавшие из соседних кабинетов, в которых, по-видимому, были такие же древние двери.

Какофония неподходящих друг другу звуков вдохновляла Ское. Он вообще любил все неподходящее. Вспомнились рисунки,