Книга Дар топора - Орнстейн Роберт

и измерению «механизмами». В Париже Никола Орем сравнивал вселенную с часами. Исследователи начали описывать явления как «первичные» (физическая активность, производящая свет, тепло или звук) и «вторичные» (ощущения, возникающие при воздействии этих явлений на органы чувств).

Они закладывали фундамент совершенно нового знания, которое затем многократно расширило власть и влияние учреждений и лиц, имеющих к нему доступ. В XIV веке новые способы получения знаний все еще находились в распоряжении небольших изолированных групп священников. Но их изоляция закончится взрывными результатами уже через сто лет, когда в 1439 году некий германский ювелир ошибется с датой. Последствия его ошибки потрясут до основания власть Рима и приведут к появлению совершенно нового типа Создателей топора.

Глава 5

Готово к печати

Со времен первого топора знания наделяли властью тех, чье положение позволяло ими пользоваться. С каждым очередным даром Создателей топора – от первых «последовательных» ментальных эффектов языка и изготовления орудий до пророческих шаманских жезлов и бюрократического потенциала месопотамской клинописи, а также аналитической силы, выпущенной на свободу алфавитным острием логики, и ограничения мысли через исповедальни – эти учреждения власти и отдельные личности получали оружие в виде все более эффективных знаний, которые они употребляли на то, чтобы разделять и контролировать мир природы и человеческое общество.

Следующему дару суждено было изменить способ записи и распространения знаний. Он также изменит природу самих знаний, их использование и количество людей, имеющих к ним доступ. Подобно тому, как любые достижения в сфере коммуникации еще больше все усложняют, этот дар взломает монолитную социальную структуру христианства и распылит контроль по многим периферийным центрам власти. Это станет возможным потому, что новый дар мгновенно увеличит численность тех, кто несет перемены.

В 1439 году в германском городе Майнце золотых дел мастер по имени Иоганн Гутенберг обнаружил, что его неверно информировали относительно даты проведения ярмарки пилигримов в соседнем Аахене. Предполагалось, что многие жители Майнца отправятся на эту ярмарку, и Гутенберг согласился на предложение пары вкладчиков изготовить для продажи партию маленьких зеркал. Когда выяснилось, что ярмарка состоится только через год, Гутенберг предложил своим соинвесторам альтернативную возможность использования капитала в предприятии, о котором он уже давно подумывал: отлить из металла отдельные буквы, чтобы комбинировать и перекомбинировать их для печати слов на бумаге.

Еще раньше, в XIV веке, эта революционная технология уже появилась в Корее, но там ее применение было ограничено изготовлением для властей копий, уничтоженных огнем религиозных текстов. По завершении работы сама машина тоже была уничтожена. Позаимствовал ли Гутенберг идею у кого-то, кто во время путешествий слышал о корейском изобретении, не столь важно. Главное, что наборный шрифт радикально изменил западный мир информации, заменив рукописные манускрипты. Печать с деревянных блоков с вырезанными на них знаками использовалась и раньше, но ее применение ограничивалось почти исключительно иллюстрациями и игральными картами. Главный недостаток деревянных печатных досок заключался в том, что с их помощью можно было получить только один оттиск и изображение быстро стиралось, тогда как секрет металлических литер Гутенберга крылся в их износоустойчивости, возможности воспроизводить отдельные буквы и их взаимозаменяемости.

Эффект гутенберговского шрифта изменит карту Европы, значительно уменьшит власть католической церкви и преобразует саму природу знаний, на которых основывался политический и религиозный контроль.

Печатный станок также поможет стимулировать зарождающиеся формы капитализма и обеспечит экономическое укрепление нового вида сообщества. С распространением информации и облегчением доступа к ней благодаря печатному станку быстро растущий коммерческий сектор общества ускорит движение Европы от монолитной, оглядывающейся назад средневековой культуры к динамичной и комплексной мировой силе. Но прежде, однако, печатный станок разделит христианство.

Книгопечатание распространялось по континенту с невероятной скоростью. В 1455 году в Европе не было печатных текстов, но уже к 1500 году тираж 35 тысяч изданий насчитывал 20 миллионов, то есть по одной книге на каждых пять человек. В 1455 году печатный станок Гу-тенберга существовал в единственном экземпляре, а к 1500 году такие станки имелись в 245 городах, от Стокгольма до Палермо.

Печатники установили станки во всех университетских городах и крупных торговых центрах и с 1500 по 1600 годы отпечатали от 150 до 200 миллионов текстов. В определенном смысле книгу можно назвать первым современным продуктом массового промышленного производства. Ни одно новшество в истории не распространялось так быстро и так широко.

Большинство инноваций, создающих новых мир, сначала получают признание в старом, и с печатным станком случилось то же самое, потому что, прежде всего, печатники поставили свое новое, высокотехнологическое оборудование на службу самой могущественной власти того времени – католической церкви.

Рим понял, что книгопечатание может укрепить его влияние в обществе через производство и распространение тысяч идентичных религиозных книг, которые будут способствовать литургическому единообразию и беспрецедентному возрастанию послушания. В период между 1455 и 1500 годами печатники получили заказ на 200 изданий Библии и латинской грамматики Доната, с V века считавшихся основой христианского образования. Главный религиозный текст «Подражание Христу» быстро стал самой популярной книгой в истории, уступая только Библии.

В 1466 году Рим сделал шаг по укреплению своего влияния среди растущего слоя грамотных людей, которые не владели латынью (главным образом, ремесленников), дав разрешение напечатать в Страсбурге первую Библию на национальном языке, в данном случае немецком. Идея прижилась, и в 1471 году в Венеции уже продавалась итальянская Библия, в 1477 году дельфтская типография выпустила голландскую Библию, и к 1500 году число изданий на шести языках уже достигло тридцати. Это решение оказалось большой ошибкой.

К тому времени, когда Рим понял, каким будет воздействие национальных Библий и как это скажется на глобальной власти католической церкви, было уже поздно. Прежде всего, Библии произвели неожиданный политический эффект. Они придали стабильность языкам, на которых были напечатаны, и попутно укрепили единство (и власть правителей) каждого языкового сообщества. Между 1478 и 1571 годами, вопреки тому факту, что Латвия, Эстония, Литва, Уэльс, Ирландия, Страна Басков, Каталония и Финляндия входили в экономическую сферу влияния других, более сильных языковых групп, эти страны сохранили и укрепили свою национальную идентификацию, потому что каждая из них имела свою версию Библии.

Языки, на которых Библия не печаталась, либо исчезли, либо превратились в провинциальные диалекты, подчиненные политически или экономически доминирующей в данном районе языковой группе. Без поддержки местной Библии языковое и политическое самосознание Сицилии растворилось в итальянском, Прованса и Бретани – во французском, Фризии – в голландском, Ретии – в австрийском, Корнуолла – в английском, Пруссии – в