Книга Су́чки. Секс, эволюция и феминизм в жизни самок животных - Люси Кук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гибель во имя продолжения рода
На первый взгляд, Dolomedes tenebrosus – ничем не примечательное паукообразное: классическое маленькое коричневое существо родом из Северной Америки, которое живет на деревьях и охотится на других жутких маленьких коричневых существ, живущих на деревьях. Половая жизнь темного паука-охотника, однако, действительно причудлива, даже по стандартам паукообразных. После введения только одного из двух спермопистолетов самец впадает в каталепсию, сворачивается калачиком и умирает. Самка не имеет никакого отношения к его смерти. Самец сам истекает кровью каждый раз, и его оставляют висеть на гениталиях самки на срок до пятнадцати минут, прежде чем она в конце концов оторвет его и съест.
«Он не только не может спариться с другой самкой, но у него остается еще один сосуд, полный спермы, которая тратится впустую. Для меня это невероятная эволюционная загадка, – сказала мне Хебетс. – Зачем, черт возьми, это нужно? Это кажется таким неадаптивным для самцов – им просто приходится умирать».
Биологи называют это «последней инвестиционной стратегией», как будто речь идет о скучном финансовом плане для пожилых людей, а не о скандальном совокупительном самоубийстве. Это вызывающее недоумение поведение на самом деле было зафиксировано и у нескольких других паукообразных, включая печально известную австралийскую вдову, Latrodectus hasselti, паука-самоубийцу, который идет на все, чтобы удовлетворить свою половую смертельную жажду.
Паук австралийская вдова в основном известен своими яростными укусами, склонностью обитать под сиденьями унитазов и беспощадными столкновениями, которые разжигают международное злорадство заголовками вроде «Паук снова укусил австралийца за пенис».
Репутация австралийской вдовы как паука-извращенца укрепилась еще сильнее, когда было обнаружено, что во время спаривания самец отклоняется от ортодоксальной позы совокупления, которую предпочитают все его собратья по виду Latrodectus, а именно «позиции Герхардта № 3», она же стандартная миссионерская паучья поза, и выполняет атлетическую стойку на голове «с размахиванием ногами», за которым следует замысловатое сальто на 180 градусов, после которого брюшко самца приземляется прямо самке на клыки. Она празднует получение сочного тела, мгновенно извергая на мелкого акробата пищеварительные соки. Затем начинает поглощать задний конец своего любовника, останавливаясь только для того, чтобы выплюнуть «крошечные капли белого вещества», в то время как самец продолжает оплодотворять самку педипальпом, который располагается у него на голове.
Действо это у пауков-каннибалов, любителей позы шестьдесят девять, продолжается до тридцати минут, пока самец не израсходует свой педипальп. Тогда он «извиняется» и отступает, чтобы залечить нешуточные раны. Минут через десять самец возвращается, не обращая внимания на свое сильно пожеванное и частично переваренное самкой брюшко, чтобы вставить второй педипальп и повторить акробатическое представление. После этого спаривание заканчивается. Когда самец вытаскивает второй педипальп, самка заворачивает то, что осталось от ее любовника, в шелк, чтобы доесть на досуге.
Преимущества для будущей мамы австралийской вдовы в этом сценарии более очевидны, чем для самца. Доктор Мэйдианн Андраде из Университета Торонто доказала, что, по крайней мере, для самцов австралийской вдовы подобное поведение не является эволюционной случайностью.
Самки австралийской вдовы, как и большинство пауков, неразборчивы в связях. Конкуренция сперматозоидов означает, что спаривание не гарантирует оплодотворения. Таким образом, для самца смерть после спаривания может ничем не отличаться от смерти до спаривания, если после самка снова начнет спариваться. В случае австралийской вдовы съеденные самцы получают два преимущества в отцовстве. Во-первых, создается впечатление, что они совокупляются дольше, что приводит к тому, что они оплодотворяют больше яиц, чем выжившие самцы. Во-вторых, самки с большей вероятностью отвергали последующих ухажеров после того, как съели своего первого партнера. Они были довольны и сыты. Учитывая, что 80 % самцов австралийской вдовы никогда не найдут самку и умрут девственниками, половой каннибализм является адаптивным, поскольку он значительно увеличивает вероятность того, что единственный шанс самца на спаривание закончится оплодотворением и принесет желаемое генетическое вознаграждение.
Итак, как этот характерный случай поведения самцов помог Эйлин Хебетс объяснить самоубийство во время или после совокупления темного паука-охотника? Никак. Хебетс обнаружила, что примерно в 50 % случаев самка темного паука-охотника спаривается повторно, зачастую по несколько раз. Таким образом, шансы на отцовство никак не увеличивались.
Возможно, как и у полосатого охотника, которого мы встретили ранее, смерть темного паука-охотника является актом крайней отцовской заботы. Теория «самец в роли еды» была популярным адаптивным объяснением полового каннибализма, но конкретные подтверждающие доказательства обнаружить не удалось. Стивен Джей Гулд был одним из нескольких сомневающихся, который отметил, что крошечный размер самца – иногда всего 1–2 % от размера самки – делает его потребление бессмысленным. Все равно что скормить горошину голодному слону.
Хебетс и ее научно-педагогический работник Стивен Шварц разработали хитрый эксперимент, в котором некоторым самкам темных пауков-охотников было запрещено пожирать самца, некоторым было разрешено, а некоторым в последнюю минуту самца заменяли сверчком того же размера. Результаты их исследования были убедительными: у самок, которые съели своего любовника, было более крупное потомство с большей выживаемостью. Более того, паучьи мамы-каннибалы справились значительно лучше, чем те, которые съели сверчка. Предполагается, что дело не только в калориях; должно быть, в самцах есть что-то уникально питательное.
«Есть много данных, свидетельствующих о том, что если вид поглощает представителя своего вида, его питательные вещества уже адаптированы к этому конкретному виду. Поэтому жертвенный каннибализм в животном мире может иметь огромные преимущества», – объяснила мне Хебетс. Но, несмотря на доказательства, касательно этого аспекта она убеждена не до конца.
«Этого недостаточно, если самка может повторно спариваться. Я не чувствую, что полностью разгадала загадку», – призналась она.
* * *
Когда я говорю людям, что пишу эту книгу, самый распространенный вопрос, который я получаю, звучит так: «Вы будете писать про богомолов?» У людей есть давнее увлечение половым каннибализмом самок, которое восходит к сиренам из греческой мифологии, пожиравшим моряков, а может, к чему-то еще более древнему. Эдакая настоящая роковая женщина; девиантная дива, чей ненасытный половой аппетит и половое доминирование одновременно возбуждают и пугают – извращение «естественного порядка» превосходства самцов и половой потенции.
Это культурное увлечение и связанные с ним стереотипные убеждения легко просочились в науку. Недавняя инвентаризация языка, используемого в научных статьях, документирующих это явление, выявила частое использование «высоконагруженных» выражений, пропагандирующих «негативный стереотип о самках, агрессивных в половом аспекте».
Со времен Дарвина богомол и
