Книга Когда-то, давным-давно… - Алан Александр Милн

все секреты. Однако, поскольку эти тайны всегда казались ей слишком скучными, чтобы делиться ими с соседками, большого вреда в том не было.

— Помогите-ка мне снять этот дурацкий плащ, — вдруг сказал кто-то совсем рядом.

Советник пошарил руками в воздухе, пока не обнаружил нечто твердое. Он расстегнул плащ, и перед ним предстал король.

— Благодарю вас. Ну вот, я это сделал. В последний момент у меня дрогнула рука — такие они были красивые, но я себя заставил. Бедняга спал как младенец. Интересно, что он скажет, когда проснется.

— А вы принесли их с собой? — спросил Советник в величайшем возбуждении.

— Дорогой Советник, что за вопрос?! — Король вытащил бакенбарды из кармана. — Утром мы вывесим их на флагштоке на обозрение всей Бародии.

— Вот уж он не обрадуется, — захихикал Советник.

— Не представляю себе, что он теперь станет делать, — задумчиво произнес Веселунг, которому уже стало жалко поверженного врага.

Король Бародии тоже не представлял. Он проснулся рано утром и тут же ощутил непривычный холодок на щеках. Пощупав их, он немедленно понял, что случилось самое худшее.

— Эй, там! — позвал он часового.

— Слушаю, Ваше Величество, — ответил часовой, осторожно появляясь в дверях.

Король немедленно отвернулся к стене и натянул на голову одеяло.

— Пришлите ко мне Советника.

Когда Советник вошел в палатку, он увидел лишь спину августейшего монарха.

— Советник, — начал король, — приготовьтесь, вас ожидает удар.

— Да, сир, — ответил Советник, заранее дрожа от страха.

— Вы сейчас увидите то, чего не видел ни один человек за всю историю Бародии.

Советник схватился за сердце. В следующий миг палатка поплыла у него перед глазами, и больше он уже ничего не видел. Когда он пришел в себя, король поливал его водой из кувшина и бормотал в ухо грубые слова утешения.

— О, Ваше Величество, — лепетал бедный Советник, — Ваше Величество! Я не знаю, что сказать, Ваше Величество. — Он пытался стряхнуть с себя воду, и она тонкими струйками стекала на пол.

— Возьмите себя в руки, — твердо приказал король. — Нам понадобится вся ваша мудрость, хоть ее и нельзя назвать чрезмерной, чтобы выпутаться из этой истории.

— Ваше Величество, кто осмелился совершить это вопиющее преступление?

— Откуда мне знать, идиот! Вы что, думаете, я бы им дался, если бы не спал?

Советник приосанился и слегка надулся. На самом деле он привык выслушивать и не такое, но от человека с парой устрашающих рыжих бакенбард. А когда вас оскорбляет человек с простым, круглым и не внушающим никакого трепета лицом — это совсем другое дело.

— Что вы, Ваше Величество, намерены предпринять? — холодно осведомился Советник.

— Полагаю, надо поступить следующим образом. Основная тяжесть ляжет на ваши плечи…

Советник не удивился. К этому он тоже привык.

— От вас потребуется сообщить эту новость народу в наиболее пристойной форме. Вы скажете от моего имени, что я веду переговоры с одним великим волшебником, тайно посетившим меня, и поэтому сегодня утром не выйду. Попозже вы сообщите, что волшебник нашел способ победить подлых евралийцев, но что победа может быть достигнута лишь путем великой жертвы с моей стороны и что для блага моего народа я согласен ее принести. Потом вы торжественно объявите, что жертва уже принесена и что она состоит в том… А почему все эти идиоты так развеселились? — На улице к небу взлетали взрывы мощного хохота. — В чем дело?! Пойдите и посмотрите.

Советник осторожно выглянул наружу. Он вернулся к королю и, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал как можно более беспечно, доложил:

— Да так — шуточная эмблема, которую вывесили евралийцы над своим лагерем. Вряд ли она позабавит Ваше Величество.

— Действительно, мне сейчас не до шуток. Вернемся к делу. Как я уже говорил, вы объявите моим подданным, что великая жертва, которую ради них принес государь, состоит в том… Опять они… Я сам должен посмотреть. Откиньте полог!

— Но Вашему Величеству это не покажется смешным.

— Вы что, намекаете, что у меня нет чувства юмора? — заносчиво спросил король.

— О нет, сир, но ведь бывают определенного рода шутки — шутки несколько дурного тона, которые, естественно, не рассчитаны на такой деликатный вкус, как у Вашего Величества. Эта произвела на меня именно такое впечатление.

— Я и сам разберусь, без вашей помощи. Сейчас же откройте дверь.

Советник открыл дверь, и глазам короля предстали его собственные горячо любимые бакенбарды, которые развеваясь на легком ветерке чуть пониже королевского штандарта Евралии.

Короля Бародии трудно было назвать симпатичным человеком, и дочери его отнюдь не блистали красотой, но бывали моменты, когда он не мог не вызывать искреннего восхищения. Вот, например, как сейчас.

— Можете закрыть дверь, — обратился он к Советнику. — Инструкции, только что полученные вами, — продолжал он все тем же ледяным тоном, — отменяются. Мне надо подумать.

И он стал думать, меряя решительными шагами палатку.

— Вы тоже можете думать, — неожиданно мягко сказал он Советнику, — и если вам придет в голову что-нибудь не совсем бессмысленное, предлагайте.

Он продолжал расхаживать по палатке и вдруг остановился как вкопанный перед большим зеркалом. В первый раз, с тех пор как ему исполнилось семнадцать, он увидел свое лицо, не украшенное бакенбардами. Не в силах оторвать взгляд от отражения, он поманил рукой Советника.

— Идите-ка сюда, — сказал он, притягивая его за рукав. — Посмотрите, — он указал рукой на зеркало, — это действительно я? Зеркало не врет? Это, правда, мое лицо?

— Да, сир.

Король еще некоторое время как зачарованный вглядывался в свое отражение, а потом повернулся к Советнику и с негодованием заявил ему в лицо:

— Ты трус! Малодушное, жалкое, бездарное, начиненное бумажной трухой подобие человека! И ты раболепствуешь перед таким королем?! Да мне надо дать пинка!

Советник вспомнил двадцатиодномильный пинок, некогда полученный им самим, и отвел было ногу для удара, но призадумался.

— Но вы можете дать мне сдачи, — предположил Советник.

— Конечно, дам, — без тени сомнения отвечал король.

Советник пребывал некоторое время в нерешительности, а потом осторожно выразился следующим образом:

— Думаю, мелкие личные ссоры перед лицом общего врага следует считать предосудительными.

Король взглянул на него, коротко рассмеялся и