Книга Записки народного судьи Семена Бузыкина (Повести и рассказы) - Виктор Александрович Курочкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда я прочитал рассказ Ивану Алексеевичу, он поморщился и сказал: «Не напечатают».
Мне очень хотелось напечататься. И я послал рассказ заказной бандеролью в толстый столичный журнал. Жду ответа[1].
Яба
В колхоз «Красные Бугры» лучше всего добираться пешком. Болото, потом лес, потом еще болотце, погрязнее и подлиннее первого, и появятся три бугра один за другим, а на них деревни: Малые Ковши, просто Ковши и Большие Ковши. Справа бугры прорезал овраг, на дне которого еле шевелится река Капуха. С другой стороны до леса тянутся поля водянисто-зеленой озими и рыжей зяби.
Жизнерадостный народ поселился на буграх. Когда была война, ковшата говорили: «Вот кончится война, тогда мы заживем».
Воина давно кончилась, но живут ковшата так себе, однако не унывают: «Ничего, — говорят, — теперь-то что, выдюжим. Будет и у нас на буграх праздник».
Председателя райисполкома Филимона Петровича Стульчикова хорошо знали в «Красных буграх». А ребятишки как увидят длинную тощую фигуру, похожую на столб с подпорками, так и запоют:
— Яба приехал. Яба приехал…
Яба — прозвище Филимона Петровича. Прилипло оно к председателю исполкома, как чирей: хотя и не болит, но страшно мешает. Кто кличку выдумал — трудно сказать, а назвали председателя Ябой за его манеру при каждом случае заявлять: «А я бы так поступил… Я бы вот как…» Все я бы да я бы.
Филимон Петрович всегда очень строг. Как увидит председатель колхоза машину Филимона Петровича на самом дальнем бугре, так сразу начинает газету искать: Филимон Петрович первым делом спросит председателя:
— Газету читал? О чем в передовой пишут? Плохо читал. Читай еще, а потом о делах говорить будем.
Знали в Ковшах Филимона Петровича как важного начальника. Об этом лучше всего говорил его желтый бумажник, который разбух от документов, как сдобный пирог с начинкой…
Филипп Егоров тоже своего рода начальник, только у него никаких особых документов нет. А если они ему понадобятся, то председатель колхоза напишет справку, что Егоров Ф. А. действительно является пастухом колхоза «Красные Бугры», внизу поставит подпись с закорючкой и прихлопнет печатью.
Пути к славе у Филимона с Филиппом разные. Один — председатель исполкома, другой — всего лишь пастух. Но в жизни, говорят, только гора с горой не сходятся… И вот Филимон с Филиппом сошлись.
Это случилось зимой, в январе, на общем собрании колхозников… Перед собранием Филипп с соседом ходили в баню, где два раза слазили на полок, и нагнали столько пара, что будь баня на колесах — она поехала бы; потом дома они выпили по кринке крепкой браги. В клубе Филипп сидел на первой скамейке и беспрерывно курил… Махорочный дым полз в президиум и повисал над головой Филимона Петровича сизыми кольцами.
Филимон Петрович держал речь.
— Что такое колхоз? — громко спросил он, выждал, снял очки и, описав ими круг, ловко посадил их на место. — Это, я бы сказал, боевая эскадра. А бригада, — Филимон Петрович вытянул шею и рассек пальцем кольцо дыма, — этой бы назвал — боевой корабль, кровная часть эскадры. А бригадир, — Стульчиков понизил голос и перешел на густой бас, — это командир, который выполняет одну и только единую задачу эскадры. А вот понимает ли это бригадир Ремнев? Не понимает товарищ. Он не читает газет, он не чувствует запаха сегодняшнего дня, — Филимон Петрович сложил пальцы щепоткой, поднес их к носу и понюхал. — Вот утром спрашиваю я Ремнева: «Почему новые порубни не ставишь?» А он мне: «Много вас, указывателей, найдется, а отвечать мне одному». Это, товарищи, нездоровые настроения. Я бы рассматривал поведение бригадира Ремнева, — Филимон Петрович с маху ударил по всем своим голосовым связкам, — как са-бо-таж. — Он остановился, перевел дыхание. И вдруг кто-то крикнул с задней скамейки:
— Правильно делает Ремнев. Нельзя опалубку в мерзлую землю пихать. Весной расползутся парники.
Стульчиков повел очками:
— Кто сказал? Председатель, кто это сказал?
Председатель нехотя поднялся, посмотрел сначала на потолок, потом куда-то в угол и медленно проговорил:
— Ты помолчал бы, Максим, а не хоть слушать — иди домой.
— Это голос бесплатного адвоката, — пояснил Филимон Петрович, — но я и другое скажу. Ремнев плохой организатор. Встречаю я опять же сегодня колхозницу и спрашиваю: «Куда дрова везешь?» — «Домой, — говорит, — бригадир Ремнев разрешил». Вот как используются лошади в бригаде. Вместо того чтобы возить навоз под кукурузу, они возят дрова частным лицам.
— Не лицам, а колхозникам, товарищ Стульчиков, — резко перебил Филимона Петровича мужчина в сером полушубке. Сидел он во втором ряду на краю скамейки, закинув ногу на ногу.
У Филимона Петровича дрогнул подбородок, словно он прикусил язык.
— Вы, товарищ Ремнев, не волнуйтесь. Вам дадут слово — и вы расскажете, как расшатываете дисциплину, как потворствуете прогульщикам и…
— Батюшки, что ж нам теперь — замерзать с ребятишками? — раздался женский крик. Но Филимон Петрович тотчас заглушил его:
— Так вот, товарищи! Я бы заменил бригадира Ремнева, как неспособного руководителя.
Стульчиков сел. Председатель колхоза встал.
Председатель колхоза Илья Фомич отличался мягким нравом и благоразумием. Он одернул полы пиджака, взглянул на Филимона Петровича и сказал:
— Так вот, товарищи колхозники, надо кандидатурку.
Колхозники зашумели:
— Чего там кандидатуру! Не надо. Пускай остается Ремнев. Лучшего бригадира не найдешь.
— Товарищ председатель, Илья Фомич, дозволь слово, — послышался робкий голос. Филимон Петрович вытянул шею и увидел Филиппа в шапке с завязанными ушами. Он стоял, подняв кверху рукав полушубка.
— Я туда не полезу, — махнул Филипп в сторону президиума, — я прямо отседова скажу. Я вот что скажу. Правду говорит Стульчаков…
— Стульчиков, — нажимая на «у», поправил Филимон Петрович.
— То есть товарищ Филимон Петрович, председатель райисполкома, — поправился Филипп. — Правильно: бригадир — командир корабля. Он должен все усмотреть, чтоб на берег не наткнуться, людей не потопить в глыбком месте или еще там чего… А вот Антон Ремнев и хозяйственный мужик, а тут-то и не додумал, не пошевелил мозгой. Опалубку в мерзлую землю совать нельзя, это факт. А только выход есть: нешто нельзя землю отогреть? А потом, ты, Антон, больно прямой человек, язык у тебя как бритва. Нешто можно такие слова в глаза самому товарищу Стульчикову говорить? Начальство все-таки… Вот что я скажу!.. — Филипп сел, руки у него дрожали, а лицо побагровело от волнения.
— Правильно, правильно товарищ выступает, — скороговоркой заметил Филимон Петрович и потер ладони.
Однако и после выступления Филиппа никто не называл имени нового бригадира. Колхозники сердито шумели, в углу ребята рассказывали анекдоты про Стульчикова, а