Книга Целитель - 9 - Валерий Петрович Большаков

опустились, залезая в джинсы, чтобы мять и щипать ягодицы. Я обалдел.

Приятно было? Очень. Дыхание Лены стало прерывистым, она прижималась все теснее, требуя ласки, а я… Я хотел! У меня скулы сводило от желания, но… Ну, нельзя так!

Секундная слабость… Минутное удовольствие… А потом что? Но и уронить слова отказа — как?

Я осадил суетливые мысли, давая волю рукам. Стиснул девушку, прижал покрепче… Браилова замерла, унимая дыхание, и вытолкнула:

— Прости.

Я виновато разжал объятия. Лена, не поднимая глаз, отошла, бессмысленно поглаживая пальцами консоль пульта — и рывком взбежала по пандусу, исчезая в дверях.

А я остался. Ругая и себя, и ее, и весь прекрасный пол разом.

О, эти женщины! Влекут, манят, двигая эволюцию… Они могут холодно и равнодушно внимать словам любви, с насмешкой отвергать тех, кто грезит счастьем… Как это у Лопе де Веги?

«Любовью оскорбить нельзя, кто б не был тот, что грезит счастьем. Нас оскорбляют безучастьем…»

Я покачал головой. Мужчины всегда будут виноваты.

Вот, если бы я уступил Лене, мы бы сейчас барахтались на диване, исполняя обязательную одиннадцатиминутную программу.

А потом, когда отдышимся и придем в себя? Меня же обвинят в гнусных домогательствах! Приставал к хмельной женщине… Воспользовался слабостью… Соблазнил…

Но теперь-то еще хуже, потому как не домогался, не уступил искушенью! И как быть?

«А никак!» — разозлился я, и утопил клавишу «Пуск».

* * *

Гул ускорителя заглушал зовы Нового года. В главном канале выло, словно в огромной каминной трубе.

Я отпустил джойстики, и копирующий манипулятор повис за стеклом хронокамеры. Мышонок беспокойно шмыгал по кругу, обнюхивая прозрачный колпак, которым я прикрыл Пика. Иначе шмыгнет подопытный в уголок, и всё испортит.

Пришлось, конечно, и самому побегать. И к ускорительной секции смотался, и к эмиттерам заглянул. Но ничего, справился.

И один в поле воин.

Управление забросом я доверил программе — комп четко поддерживал идеальное соотношение параметров. Телеметрия подтверждала данный факт — вон, строчки так и бегут.

Конфигурация поля… Напряженность потока… Фокусировка пучка…

Всё идет штатно.

Локальное перемещение мыша я не заметил, моргнул. Оп! А хронокамера уже пуста. Только сияние расползается по двойным стеклам, словно потеки зеленой фосфоресцирующей жидкости.

Я глянул на часы. Без четырех двенадцать. Шампанского под рукой не было, да и не люблю я его — голова потом болит. На подоконнике стояла недопитая бутылка «Крем-соды». Я осторожно перелил прохладную газировку в бокал.

Обида прошла. А хреновое настроение осталось. Да и ладно…

Всегда мечтал провести новогоднюю ночь в одиночестве. Сбылось.

На хронометре двадцать три часа пятьдесят девять минут и пятьдесят одна секунда. Пятьдесят две… Пятьдесят три…

Ровно в полночь прибор пискнул, а шкала мигнула красными нулями. Я неторопливо, смакуя, выцедил сладкую шипучку.

Хорошо пошло.

Тихонько загудел пульт, и я снова не заметил "локального перемещения". Пик по-прежнему шустро семенил под колпаком.

Шлепок по красному грибку, и гул утих, выдыхаясь. Я подработал джойстиками, осторожно пересаживая мышонка в коробчонку.

— Поздравляю, Пик, — негромко сказал я. — Надеюсь, ты жив и здоров. Не подведи. О, кстати! Ты же представлен к награде!

Подняв сеточку, я сунул мышу пластик сыра. Заслужил.

Вторник, 1 января 1980 года. Первый час ночи.

Московская область, госдача «Москва-4»

Андропов, укутанный в халат с кистями, развалился в кресле и цедил сок из фужера. Вроде, и подагра унялась, и почки не сдают, как бывало, а он все равно осторожничает. Да нет, все правильно.

Если не тянет выпить, то зачем наливать? Лишь бы соблюсти обычай?

— Текст нормальный получился, — оценил он свое новогоднее поздравление.

— Да и зачитал вполне, — отозвался Иванов, пригубивший брют.

— Ага, — капризно поморщился президент, — и стою, как статуй! Будто в спину вступило.

— Ой, Юра, не придирайся… Нормально всё.

Фыркнув, Юрий Владимирович прислушался. Таня оживленно балаболила в столовой, вызывая приятный Иркин смех. Он улыбнулся: всё, как раньше, как у людей…

Рвался к власти, рвался… Дорвался, и понял, что теперь вся жизнь — напоказ. Ну, за все нужно платить. Нет, у Эдиты Пьехи эта максима тоньше выражена: «Что-то теряешь, а что-то находишь».

— Борь, для зачина — как там объект? К элоям в гости еще не заглядывали?

— Да куда там… — Борис Семенович допил шампанское, и отставил пустой фужер. — Усё у порядке, — спародировал он Лёлика из «Бриллиантовой руки», — и даже лучше!

— В порядке… — проворчал Андропов. — Люди сидят, как заключенные в шарашке!

— Работаем, Юра, работаем… Невструев сдулся на второй день, пошел в сознанку. По-моему, даже очень обрадовался, когда мы предложили ему сотрудничать!

— Как они подловили хоть? Деньги?

— Не, «медовая ловушка»… — лениво молвил Иванов, откидываясь на спинку дивана. — Подложили двухсотдолларовую богиню — и готово. Агент «Сенсей», стать в строй!

— Понятно…

Генлейт пересел в напряженную позу, сложив руки на коленях.

— На днях его вызвали на контакт с новой группой. Видимо, хотели не только подтвердить ранее полученную информацию, но и убедиться, что за «Сенсеем» нет слежки.

Очки Андропова блеснули, как шарик на елке.

— «Ранчеро» доложил?

— Он, — кивнул Иванов, и улыбнулся: — Инсайдер наш… Никого из группы «Ранчеро» не знал, но в ситуации разобрался. Верховодит там Мензис Клегг, личность известная, от него трупами смердит, зато «деза» на этого Джеймса Бонда недоделанного подействовала, пробрала до самых печенок. А информация, полученная из двух источников, вызывает больше доверия…

— Это в том случае, — заворчал президент, ерзая, — если самодеятельный спектакль «Совещание» удался! Хм… Ну, не знаю… Не слишком ли мы подняли ставки? Я понимаю — такая выдумка, как тахионная бомба, отбрасывает настолько густую тень, что в ней даже перемещения во времени скроешь! И все же…

— Не бойся, Юр, — усмехнулся Борис Семенович. — Пускай обделаются, как следует! Это ж такая публика — пока не дашь им по сопатке, будут корчить из себя высшую расу. А как только юшкой умоются, сразу пардону запросят!

— Так-то оно так… — затянул Андропов, и вздохнул. — Ладно, разберемся. Это я натуру балую, ною в узком кругу, а Цвигуну передал уже — так, мол, и так, операцию продолжаем без изменений.