Книга Ночь над Манхэттеном - Кристин Лестер

— Да. Он очень широко известен в английских актерских кругах, все дамочки его обожают. — Стефан немного помолчал. — Нет, не все.

— Как это? — спросила она, размазывая остатки туши по подбородку.

— Некоторые ненавидят, как ты, например. А вообще он — хороший актер.

— Убью! Обоих убью!

— Не дебоширь. Квартира пока не твоя. Тебе охота начинать новую жизнь с разборок с полицией?

Хэтти заныла:

— Но ведь зачем-то он хотел мне все рассказать?!

— Совесть замучила. А может, они с Джонни так решили.

— Но он же сильно переживал! Я это чувствовала, это невозможно сыграть!

Она подумала еще кое о чем. О той странной уверенности, что Оливер любит ее. Любит, несмотря ни на что. Удивительно, но эта уверенность до сих пор жила в ее сердце, теперь — вместе с горькой обидой.

— Почему невозможно сыграть? Все возможно. Ты вот сыграла ненависть. Бедный Стив даже жаловался мне, что ты его сильно напугала, когда зарезала… Да… Убийство у тебя хорошо получилось, как будто ты и правда ненавидела всех мужчин на свете. При желании все можно сыграть, Хэтти.

— Стефан, — отчаянно проговорила она, — но я и действительно в этот момент ненавидела вас всех! Вместе взятых!

— Ты хочешь его пожалеть? Бедный Оливер!

— Нет. Просто мне непонятно.

— Да все понятно! — Стефан, пошатываясь, поднялся с дивана. — Он сначала работал с тобой за деньги, а потом его пробило.

— На что?

— Ну, известно на что. — Он с удовольствием зевнул. — На чувство.

— Какое?

— Хэтти, не строй из себя наивную барышню. На любовь. Ему показалось, что он влюбился. А может, и не показалось… Ты у Джонни спроси.

— Стефан, ты напился!

— Я?.. Да.

— А я — никак не могу.

Хэтти разозлилась. Алкоголь не действовал совсем. Только ноги стояли нетвердо, а голова была абсолютно ясная и мысли — четкими.

— Хэтти, мы тебе рассказали, а ты уж сама решай, простить его или нет.

— Ты на что намекаешь?

— А я на что-то уже намекал? Но мы же с тобой друзья.

— Да пошел ты к черту! Я тебя про Оливера спрашиваю!

— А, про Оливера. Да… Ты у Джонни спроси.

— Да что он ему — святой отец, чтобы исповедоваться? Откуда Джонни знает, пробило его или не пробило?

— Оттуда. Вот ты, Хэтти, умная, но все-таки дура. Если он взял свой гонорар, значит он мерзавец. А если отказался, значит пробило… Пробило… Слушай, уже три часа ночи пробило. Я больше не могу…

На этой оптимистической ноте Стефан завалился на диван и уснул крепким сном. Хэтти встретила свой первый рассвет на Манхэттене в полном одиночестве и душевном смятении. Главная мечта ее жизни сбылась: завтра она оформит документы на покупку этой квартиры, только почему-то на душе совсем не радостно.

— Неужели я всегда буду богата и одинока? — прошептала она. Никто не ответил. В окно ей улыбалась статуя Свободы.

10

Через несколько дней Хэтти оформила покупку квартиры и переехала в пентхаус на Манхэттене. Хотя «переехала» — не то определение, которое подошло бы в ее случае. Все вещи легко уместились в багажнике машины: Хэтти была не из тех девушек, которые размениваются на мелочи и обвешивают себя ненужным балластом.

Сколько раз она представляла себе этот торжественный, лучезарный миг переезда! Словно под вспышками фотокамер, Хэтти Голдинг ступает на красную дорожку своего триумфа и идет по ней прямо в собственный пентхаус на Манхэттене! Вокруг море огней, восхищенные лица подруг, среди них — поверженный, несчастный Джонни…

Но вместо этого она тихо собрала вещи, пряча глаза от бабушки, и уехала, наскоро попрощавшись, как будто что-то украла. Только сегодня Хэтти поняла, что для счастья ей совсем не нужен пентхаус. А нужен — маленький домик с зеленой лужайкой у крыльца.

Зато теперь у нее есть деньги. И теперь она может все купить, и даже домик, как у бабушки, или как у Оливера… Хэтти вздохнула и вдруг тихо с отчаянием заплакала.

Теперь ее дом огромен, но пуст. Теперь ее сердце распахнуто, но никто туда не хочет идти… Хэтти плакала и плакала, не в силах остановиться, оплакивая свою никчемную, пустую жизнь. Плакали обе Хэтти — и Старая и Новая, — впервые в жизни проявив удивительное единодушие. Да, пожалуй, больше и не было двух Хэтти. Старая куда-то ушла, а здесь, на высокой крыше небоскреба, сидела Новая.

«Так всегда бывает, — тихо сказал ей кто-то, — новое побеждает, старое уходит…»

Ого. Значит, она все-таки не одна? Раздвоение личности оказалось самым верным ее спутником. Оно остается с ней и будет скрашивать ее одиночество до конца жизни… Жизни человека, для которого главным тотемом был золотой значок доллара. Кто-то недавно говорил ей об этом… Но кто и по какому поводу, она уже не помнила. Может, Джонни?

Да, кстати, Джонни. Еще вчера она была готова стереть его с лица земли и придумала восхитительный план мести, который стопроцентно должен был сработать. Еще вчера, решив испортить и сорвать ему свадьбу, Хэтти проигрывала в голове потрясающие диалоги, из которых она выходила неизменной победительницей, а Джонни — позорно виноватым… Ей хотелось напакостить любой ценой, ей хотелось просто сделать ему больно, потому что от этого ей самой стало бы хорошо. Но это было вчера.

Сегодня она спросила себя: а зачем? И не смогла придумать ответа. Раздвоение личности молчало. «Все в твоих руках» — гласил рекламный щит на крыше соседнего здания…

В гулкой тишине раздался звонок мобильного.

— Слушай, ну это уже просто пошло! Ты собираешься нас приглашать или нет?

Мадлен, кажется, была слегка навеселе.

— Куда и кого «нас»? — сипло спросила Хэтти.

— Нас со Стефаном. Праздновать твое новоселье.

Несмотря на то что было совсем не до того, Хэтти нашла в себе силы удивиться:

— А когда это вы успели слиться в единое целое?

— Вчера! — счастливо взвизгнула подруга.

— Поздравляю.

— Спасибо!

— Мадлен, он же тебя бросит.

— Ну и что! Но зато я проведу с ним несколько незабываемых дней. А может, и месяцев. Мы вместе идем на свадьбу… Ну что ты молчишь?! Джонни пригласил нас на свадьбу. Ты пойдешь?

— Нас?

— И тебя — тоже. Правда! Вот у меня на столе пригласительный для тебя.

Хэтти скрипнула зубами.

— Меня на свою свадьбу?

— Да. Это, наверно, такой красивый жест, но нам не понять его высокой морали…

— Ну что ж… — Глаза Хэтти загорелись злостью. — Иду.