Книга Осколки серебра и льда - Лаура Кардеа

После завтрака я перебираю полки и рассматриваю корешки книг, даже не зная, что конкретно ищу. Здесь, кажется, собраны все знания фейри. Но вдруг высоко на круглой лестнице, почти под самым куполом, где частицы пыли мерцают в лучах солнца, я кое-что обнаруживаю. На том ряду, где стоят книги по истории зимнего королевства, не хватает нескольких томов.

Шарю рукой за книгами и обнаруживаю один из недостающих томов. Наверное, случайно провалился и застрял в щели между полкой и задней стенкой шкафа. Скорее вытаскиваю его и сдуваю пыль с обложки, на которой золотыми буквами отпечатаны два числа – годовой период. Соотнести с нашим годом я их не могу, потому что у фейри, судя по всему, другое летоисчисление.

Раскрываю книгу наугад. Пергамент уже рвется. Натыкаюсь на историю о королеве, убившей своего мужа. Злодеяние описано в мельчайших подробностях, и я уверена, что в других потерявшихся томах я бы нашла еще более кровавые истории. Только вот где остальные книги?

Сиф поднимается на несколько ступенек подо мной, и я быстро прячу книгу туда, откуда ее вытащила. Камеристка всегда сопровождает меня в библиотеку, но лишних вопросов не задает. Вопросы обычно задаю я. Вытаскиваю книгу, заголовок которой не могу прочитать, быстро спускаюсь вниз по лестнице и протягиваю книгу Сиф.

– У вас два разных языка?

Отвечает она весьма неохотно, пока мы спускаемся по лестнице:

– Да, есть еще амбриенский, это наш древний язык, сейчас мы его почти не используем.

– Бьернах, – бормочу я, вспомнив, как меня назвал Роуэн, когда я была в заточении.

Сиф так и подскакивает на месте.

– Это не про меня!

– Нет, мне просто пришло в голову… Постой, так это ругательство? – тут же захлопываю книгу.

Сиф чуть склоняет голову набок.

– Ну, это зависит от контекста. Оно может использоваться как ругательство и как совершенно искренний комплимент.

– Ну, скажем, если первый рыцарь говорит это незнакомой принцессе.

– Тогда это ругательство.

Я вскидываю брови. Не сразу, но Сиф понимает, что такой эпизод действительно имел место быть, и тут же краснеет.

– Нет, бывают, конечно, исключения, – поспешно добавляет она. – Например, если принцесса – желанная гостья или…

– Я поняла. Еще на кухне мне стало ясно, что хорошо обо мне здесь никто не говорит.

Сиф хватает меня за руку.

– Я хорошо к вам отношусь.

– Можно подумать, у тебя есть выбор, – получается довольно резко, хоть я этого не хотела. Но моя камеристка, похоже, единственная, кто действительно искренне ко мне привязался, и это немного уязвляет мою самооценку.

– Выбор у меня есть, – неожиданно решительно возражает она. – И если вам этого недостаточно, Элирия тоже вас любит.

Скорее ей просто нравится играть со мной.

– Прекрасно. Я нравлюсь разжалованной до камеристки и двуличной куртизанке. Никогда не была более популярной.

Сиф так и ахает.

– Правда?

Я ничего не отвечаю, кладу книгу на читальный стол рядом с земным шаром и не глядя достаю с полки еще одну книгу. Здесь я могу прочитать заголовок.

– А почему вместо амбриенского вы начали использовать именно наш язык?

Сиф морщит лоб, усаживаясь в кожаное кресло.

– Это универсальный язык. На нем говорят все живые существа. А вот амбриенский – это дар богини Амброзии.

– Я думала, Амброзия – это река.

– Река была названа в честь богини. Она создала все это, горы, реки, самих фейри, нашу магию, а также изобрела амбриенский язык, благодаря которому мы храним многие наши тайны.

Кладу тяжелый кожаный том на стол рядом с первой книгой.

– Тогда почему вы его не используете?

В бледном сиянии земного шара этого почти не видно, но Сиф явно пугается, и вся кровь сбегает с ее лица.

– Просто это… непрактично. В Ригосе живет так много разных существ, с которыми мы хотим сохранить мир. Если говорить на общем языке, то можно выстроить доверительные отношения.

Я не открываю книгу и внимательно смотрю на Сиф. У меня нет причин не доверять моей камеристке, но сейчас мне кажется, что она что-то скрывает.

Затем ее глаза стекленеют, и она медленно поднимается со своего места.

– Я только что вспомнила: принц хочет, чтобы сегодня вечером вы надели нежно-зеленое платье. Оно еще в прачечной, и мне нужно его забрать.

– Конечно, но… – начинаю я, но Сиф уже скрывается за дверью. Это странно. На вопрос не ответила и ушла без моего разрешения. Задумчиво смотрю, как тяжелая каменная дверь захлопывается за Сиф.

Но почти тут же она снова открывается, и входит старая фейри, которую я видела в сокровищнице.

Как и в нашу прошлую встречу, загорается магический свет. Я машинально вскакиваю на ноги и хватаю одну из книг, как будто это может меня защитить. Эта фейри помогла мне однажды, объяснила, что цели у нас одни. Но, возможно, все это ложь.

– Хочешь выучить амбриенский? Чтобы читать эти книги? – спрашивает она без всяких предисловий, кивая на книгу в моих руках. Тонкие вены и пигментные пятна тянутся по ее коже. А то, как она двигает своим дряхлым телом, настораживает меня.

– Сколько вам лет? – вопрос вырывается раньше, чем я успеваю подумать.

Она тепло и хрипло смеется.

– И таким манерам обучают в человеческом королевстве? – Она делает шаг ко мне. – Вы можете радоваться, что я уже достаточно стара, чтобы обижаться на бестактность. Мне три тысячи лет. Может быть, на несколько лет больше. Но у кого есть время считать?

Невольно приоткрываю рот.

– Три тысячи лет, – бормочу я. – Это же целая вечность.

Она только хмыкает, потрясающе красивая, несмотря на свой возраст.

– Я еще помню те времена, когда фейри говорили исключительно на амбриенском и не стеснялись этого.

Понимаю, что доверять ей не стоит. Но как не воспользоваться таким шансом?

– Но у вас есть время, чтобы научить меня амбриенскому языку?

– Мне не нужно ничему тебя учить, если я могу просто позволить тебе увидеть, – с этими словами она сжимает в моей руке лист какого-то растения. – Прожуй это.

– Я, конечно, люблю поесть, но знаю, что не должна принимать еду из рук незнакомцев.

– Ты же ела со стола принца. Где тогда была твоя осторожность?

Я смотрю на листок в своей руке, интенсивный запах которого кажется мне смутно знакомым.

– Еда на его столе выглядела аппетитнее, чем это, – ворчу я, прежде чем засунуть его себе в рот. Что мне терять? Кроме своей жизни, конечно.