Книга Пылающий бог - Ребекка Куанг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Бремя победы, – ответила Рин. – Чем дальше, тем больнее.
– Они сдирают с людей кожу заживо, – сказала Венка.
– Потому что те продавали девочек за еду.
– Ясно. Что ж, справедливо. – Венка смахнула с руки невидимую пылинку. – Надеюсь, их еще и кастрировали.
Позже в тот же день, когда Рин выехала посмотреть на тренировки бойцов, к ней подошла сморщенная старуха, тащившая за собой двух тощих девчушек со связанными руками.
– Мы слышали, ты берешь девушек, – сказала она. – Эти подойдут?
Рин так ошарашила подобная непочтительность, что она чуть не приказала отвести старуху к позорному столбу, но помедлила и всмотрелась получше. И увиденное ее озадачило. Девочки были худыми и костлявыми, явно не старше пятнадцати, они прятались за спиной старухи, словно боялись, что их кто-нибудь увидит. Вряд ли они хотели поступить в армию – все женщины, записавшиеся в армию юга, делали это с гордостью и по собственной воле.
– Так ты берешь девочек? – не унималась старуха.
Рин колебалась.
– Да, но…
– Они сестры. Можешь получить их за две монеты.
Рин вытаращила глаза:
– Что-что?
– За одну монету? – нетерпеливо предложила старуха.
– Я не дам тебе ни гроша, – нахмурилась Рин. – Я не…
– Они хорошие девочки, – сказала старуха. – Проворные. Послушные. И не девственницы…
– Девственницы? – повторила Рин. – Ты что себе вообразила?
Старуха посмотрела на Рин как на полоумную.
– Говорят, ты берешь девушек. Для армии.
И тут все встало на свои места. У Рин сжалось сердце.
– Нам не нужны проститутки.
Женщину ответ ничуть не смутил.
– Одна монета.
– Проваливай! – рявкнула Рин. – Или я брошу тебя в тюрьму.
Женщина харкнула Рин под ноги и прошла дальше, потащив девочек за собой.
– Стой, – велела Рин. – Оставь их.
Старуха остановилась, и на мгновение показалось, что она собирается возмутиться. Тогда Рин пропустила между пальцами тонкую струйку огня и закрутила ее вокруг запястья.
– Это не просьба.
Без единого слова старуха поспешно ушла.
Рин повернулась к девочкам. Все это время они даже не пошевелились. И старались не смотреть ей в глаза. Стояли смирно, безвольно свесив руки и потупившись, словно ожидающие приказа служанки.
Рин почему-то захотелось ущипнуть их за руки, чтобы проверить мускулы, взять за подбородки и заглянуть в рот, проверив, хороши ли зубы.
Да что с ней такое?
– Хотите стать солдатами? – спросила она, не придумав ничего лучшего.
Та девочка, что была постарше, бросила на Рин мимолетный взгляд, а потом равнодушно пожала плечами. Другая вообще никак не отреагировала, по-прежнему глядя в пространство.
Рин решила зайти с другой стороны:
– Как вас зовут?
– Пипацзы, – ответила старшая девочка.
Младшая потупилась.
– Что с ней? – спросила Рин.
– Она немая, – огрызнулась Пипацзы.
Рин заметила в ее глазах вспышку ярости, защитный порыв, и поняла, что Пипацзы всю жизнь пытается уберечь сестру.
– Понятно, – сказала Рин. – Ты говоришь за нее. И как ее зовут?
Лицо Пипацзы стало менее враждебным.
– Цзюто.
– Пипацзы и Цзюто, – повторила Рин. – А фамилия у вас есть?
Ответом было молчание.
– Откуда вы?
Пипацзы хмуро покосилась на нее:
– Не отсюда.
– Ясно. Ваш дом отобрали, да?
Пипацзы безмолвно передернула плечами, словно посчитала вопрос несусветной глупостью.
– Слушай, – сказала Рин, теряя терпение. Ей пора было вернуться к своим солдатам, а не болтать с хмурыми девчонками. – У меня нет на это времени. Теперь вы свободны и можете делать что пожелаете. Если хотите, можете вступить в армию…
– А кормить там будут? – прервала ее Пипацзы.
– Да. Дважды в день.
Пипацзы на секунду задумалась и кивнула:
– Хорошо.
Ее тон ясно давал понять, что больше у нее нет вопросов. Рин оглядела девочек еще разок, потом пожала плечами и указала пальцем:
– Ладно. Казармы – вон там.
Через две недели они подошли к Тикани.
Рин готовилась драться за родной город. Но когда войска приблизились к земляным валам Тикани, на полях стояла тишина. Окопы были пусты, ворота распахнуты настежь, и ни одного часового в поле зрения. И это была не обманчивая тишина готовящейся засады, а апатия покинутого города. Если мугенцы когда-то и угрожали Тикани, они сбежали. Рин без каких-либо препятствий вошла в северные ворота города, который покинула почти пять лет назад.
И не узнала его.
Не потому, что забыла, как он выглядит. Как бы ей ни хотелось, она не в силах была стереть контуры этого места из памяти – ни клубы красноватой пыли на улицах в ветреные дни, покрывающей все вокруг тонким алым пологом, ни заброшенные храмы и святилища на каждом углу, напоминание о более суеверных временах, ни шаткие деревянные строения, торчащие в грязи, как злобные вечные шрамы. Она знала улицы Тикани как свои пять пальцев, знала его переулки, скрытые туннели и опиумные притоны, знала, где лучше всего укрыться, когда бушует тетушка Фан.
Но Тикани изменился. Выглядел пустым и заброшенным, как будто кто-то выковырял ножом его внутренности и сожрал их, оставив лишь хрупкую израненную оболочку. Тикани никогда не был значительным городом империи, но в нем кипела жизнь. Как и многие южные города, он пользовался определенной независимостью, нахально вырезав себе местечко в твердой почве.
Федерация превратила Тикани в город мертвых.
Почти все здания-развалюхи исчезли, их либо сожгли, либо разобрали. Оставшиеся дома мугенцы превратили в военную базу. От библиотеки, оперы с открытой сценой и школы – единственных зданий в Тикани, приносивших Рин хоть толику радости, – остались лишь скелеты, дома явно разобрали намеренно. Рин решила, что мугенцы обдирали доски со стен на растопку.
Лишь бордели в квартале удовольствий остались целехонькими.
– Возьмите дюжину человек, лучше женщин, и обыщите эти дома, нет ли там выживших, – приказала Рин ближайшему офицеру. – И побыстрее.
Она знала, что они там найдут. Знала, что ей следовало бы пойти самой. Но Рин не хватило смелости.
Она двинулась дальше. Ближе к центру города, около здания суда и торжественных церемоний, она обнаружила свидетельства публичных казней. Половицы на стене окрасились бурым, пятна запеклись уже много месяцев назад. Там, где когда-то, целую вечность назад, она прочитала свой результат экзамена кэцзюй и поняла, что поступила в Синегард, теперь валялась груда хлыстов.