Книга Уроки вожделения - Элла Казанова

– Он, что, дьявол?!

Мужчина пальнул в темноту. Выругался, промахнувшись, снова пальнул.

А в следующую секунду, что-то с силой приземлилось на крышу кареты, слегка прогнув ее, и мимо окна пронесся взнузданный конь без седока.

И тут начался настоящий кошмар: похитители палили в крышу, орали ругательства, сверху сыпались щепки. Ара забилась в угол и молилась, чтобы раскачивающаяся карета не перевернулась, и никакая шальная пуля не попала в нее.

Снаружи дико заржали кони, громыхнуло несколько выстрелов, вскрикнул, как от ужасной боли, какой-то мужчина, и экипаж, развернувшись на полной скорости, встал поперек дороги. Обоих похитителей швырнуло на противоположную стену, Ара упала на пол, больно ударившись. Пару секунд карета балансировала на двух колесах, словно раздумывая, не упасть ли, и вернулась на все четыре с оглушающим грохотом.

Повисла жуткая гнетущая тишина, а потом дверцу кареты – нет, не открыли и даже не распахнули – оторвали.

В проеме стоял маркиз. Вернее, кто-то, прежде бывший им.

На вытянутых тенями или игрой воображения пальцах блестели когти, фигура словно раздалась ввысь и вширь, а глаза пылали обжигающим огнем. Они остановились на разорванном подоле Ары, перебежали на ее разбитую губу, и в зрачках завихрилась чья-то смерть.

Он протянул руки и выволок еще не успевшего очухаться первого похитителя, отшвырнул на полдюжины метров и двинулся на него.

Мужчина вскрикнул, ударившись о землю, подхватил выпавший пистолет, вскочил и направил дуло на маркиза. Третий похититель – кучер, – спрыгнул с козел и метнулся к нему сзади. Грянул выстрел. Лорд Кройд лишь слегка повел корпусом – просвистевший в дюйме от шеи кусочек металла влепился в дерево, – перехватил запястье с оружием, развернул, с треском ломая, и упер дуло в подбородок кучеру. Грохот, вспышка огня, и голова мужчины дернулась назад, вслед за фонтанчиком крови и вылетевшей насквозь пулей. Вопль первого из-за сломанного запястья еще не отзвучал, а маркиз уже с силой всадил в него руку, пробивая грудь насквозь, и с кончиков когтей сорвались капли. Толкнул ногой, сбрасывая с себя безжизненное тело.

Рядом дико заорали, и второй похититель выпрыгнул из кареты и бросился к лесу, но маркиз походя, почти лениво крутанул его голову на пол-оборота. Вставшее на место затылка лицо удивленно уставилось на Ару, моргнуло, и мертвое тело повалилось на землю рядом с таким же мертвым приятелем.

А маркиз, не останавливаясь, шел к карете.

Ара вдруг поняла, что истошно вопит, срывая связки и пытаясь отползти от надвигающегося на нее кошмара с окровавленными руками и горящими глазами.

В тот миг, когда он запрыгнул внутрь, девушка потеряла сознание.

А очнулась уже на сидении, со свободными руками. И снова чуть не закричала, увидев склонившееся над ней нечеловеческое лицо. Крика не вышло, получалось только стучать зубами и лихорадочно отталкивать от себя этого нелюдя, который, что-то говорил, спрашивал, тормошил ее. Разум впал в оцепенение, и ее тело дергалось по инерции, сопротивляясь шарившим по нему рукам.

– … ранена? – донеслось откуда-то через вату. – Ара, они тебя тронули? Ты меня слышишь? Тебе больно?! – Какие-то звуки, смысл которых до нее не доходил. Да и не было смысла, ни в чем больше не было смысла, был только животный выворачивающий наизнанку ужас, а перед глазами раз за разом ломалась чужая шея, и когтистая рука пробивала насквозь грудную клетку живого человека.

Он… он и ее сейчас так же?.. Он ведь их… убил… убил! Убил!! Всех троих…

Или нет, не станет ее… он ведь спрашивает, ранена ли…

– Не тронули… – едва слышно выдавила девушка.

Маркиз перестал ощупывать Ару и стиснул ее лицо скользкими от чужой крови ладонями, выдохнув:

– Слава богу…

Слава… Богу? Вот его-то тут сегодня точно не было…

Ара вдруг поняла, что уже не отталкивает мужчину, а просто дрожит всем телом, и из глаз текут слезы. Маркиз собирал их губами, слизывал с ее щек, как животное, покрывал поцелуями лоб, скулы, веки, бормоча:

– Не бойся… все позади… девочка моя… они тебя больше не тронут… не бойся…

Не понимая, что напугавший Ару до полусмерти монстр держит ее в своих объятиях. И она чувствует, как он напряжен, как тяжело дышит, и, что руки уже не ощупывают ее в поисках ран, а гладят: обнаженные плечи, шею, грудь, колени.

Горячий рот спустился по щеке, прижался к разбитым губам, даря болезненный соленый от ее слез и ее же крови поцелуй, без всякой нежности, напористо, требуя отклика. Язык властно раздвинул зубы, столкнулся с языком Ары, и на затылок легла ладонь, не давая отстраниться, углубляя проникновение.

А в следующий миг она уже лежала на сидении, придавленная сверху тяжелым телом. И если девушку до сих пор трясло от шока, то у маркиза возбуждение схватки перетекло в возбуждение иного рода, которое сейчас упиралось в живот Ары.

Его губы были повсюду: прижимались к ее рту, шее, ключицам, груди, которую он обнажил одним рывком, снова ко рту. Кажется, он даже не замечал упирающихся в него рук и попыток уклониться. Он… он, что, собирается сделать это с ней прямо сейчас?! После того, как меньше чем за минуту убил трех человек, один из которых лежит перед распахнутой дверцей кареты и укоряюще смотрит на них навеки остекленевшими глазами? Когда раздвигающие ее бедра руки – в чужой крови?!

И ладони отчаянно били в каменную грудь, тело изгибалось, уклоняясь от прикосновений и соленых поцелуев.

– Не отталкивай меня, Ар-ра, – полупопросило-полуприказало чудовище утробным рыком, перехватывая ее запястья, – не сейчас…

– Не надо, Асгарт, только не здесь, не перед ними! – умоляла она, чувствуя, как его пальцы скользят по внутренней стороне бедер, крепко впиваются, не давая свести ноги.

– Не могу… остановиться, – обжигающий выдох, и снова глубокий поцелуй, которым он словно пытался слиться с ней навеки. – Не могу, Ар-ра, останови меня…

А в промежность уже вжимается чужая горячая плоть, и его дыхание такое громкое и хриплое, словно он бежал много миль. Руки жадно мнут ее груди, шарят по телу, стискивают, оглаживают, трогают, сдавливают, зубы прикусывают плечо, потом ухо, ставя на ней метки. И в полутьме кареты их дыхание смешивается, и Ара уже не понимает, от чего ее трясет – по-прежнему от страха и отвращения к неправильности ситуации или грубых обжигающих ласк и ужасной в свете произошедшего сладкой слабости в низу живота.

Услышав сдавленный мужской стон, она вдруг, каким-то внутренним чутьем поняла, что это уже не стон возбуждения: маркизу очень больно, но он все равно не останавливается. Да он же прямо сейчас нарушает договор! – дошло до нее. Он ведь не может принудить Ару к близости против воли, а она еще, как против! И сердце под ее пальцами бьется в совершенно безумном, бешеном ритме, которого долго не выдержит, как тогда, когда Ара попыталась ускользнуть с постоялого двора и едва не поплатилась за это жизнью…