Книга Правда о Салли Джонс - Якоб Вегелиус

Несколько секунд я не могла сообразить, где нахожусь и что произошло. Дверь была приоткрыта, из машинного отделения проникала узкая полоска света. Я лежала на жестком стальном полу, который на судне называют сланями. Подо мной – моя койка. Она упала. И я вместе с ней. Как такое возможно?

Я осторожно встала. Из затылка сочилась кровь, спина болела. Койка была привязана за крюк прямо у двери. Присмотревшись, я увидела, что узел остался на крюке. Порвалась сама веревка.

Я поднесла концы к свету. И ледяной холод пробежал у меня по спине. Это был срез – аккуратный и чистый. Кто-то рассек веревку ножом. Очень острым ножом.

Связав концы, я подвесила койку и снова легла. Но уснуть мне больше не удалось. Затылок трещал, мысли беспокойно вертелись в голове и никак не давали покоя.

К тому же я не могла ни на секунду расслабиться – ведь тот, кто перерезал веревку, мог вернуться.

~

На борту корабля нет ничего важнее, чем доверять своим товарищам. Это знает каждый моряк. Теперь я понимала: кто-то желает мне зла. Но кто именно, я понятия не имела. Это было жутко.

Хотя чему тут было удивляться. Ведь я же знала, что кто-то из экипажа сдал меня полиции в Лиссабоне. Это сказал сам комиссар Гарретта. Мне повезло – кое-кто на этом корабле захотел подзаработать и клюнул на мое объявление. Вот как он сказал, этот Гарретта.

Был ли это один человек – тот, что сдал меня Гарретте, и тот, что перерезал веревку? Или на борту «Сонг оф Лимерик» у меня не один враг, а несколько? Вопросы терзали меня сильнее, чем боль в затылке.

Придется быть начеку и соблюдать осторожность. Не хотелось бы, чтобы мне снова перерезали веревку от койки. Первое, что пришло в голову, – это запереть дверь. Потом я вспомнила, что запираться изнутри на корабле нельзя – по правилам противопожарной безопасности. Поэтому я заменила веревку от койки на ржавый трос, который нашла под верстаком в ящике с разными ненужными деталями и обрезками. Перерезать трос можно болторезом или ножовкой. Если резать ножом – только испортишь лезвие.

~

Чуть позже в тот же день мы прошли Гибралтарский пролив. Мы с Джеоффом стояли, облокотившись на леера, и наслаждались свежим воздухом, прежде чем заступить на вахту. Сквозь солнечную дымку угадывались очертания высокой укрепленной скалы, которая охраняет залив с севера.

– Я слыхал, что на этой скале живут обезьяны, – сказал Джеофф.

Я тоже об этом слышала. Думаю, это какие-то мартышки.

– Может, это твои родственники? Хочешь, подойдем поздороваемся?

Я посмотрела на Джеоффа. От смеха все его лицо покрылось морщинками. Он пихнул меня в бок – шутка. Я это и так поняла. Джеофф постоянно шутил. Со всеми и обо всем. Он подтрунивал над капитаном и штурманом, перешучивался с матросами и кочегарами, разыгрывал кока и мрачного мистера Буллворта. Никто не обижался. Наоборот. Все на борту любили Джеоффа. Я тоже. Хорошо, что мне в напарники достался такой механик, который готов за меня постоять.

Я подумывала, не показать ли Джеоффу, что случилось с моей койкой. Он бы наверняка смог вычислить виновника. Джеофф знал почти обо всем, что происходит на корабле.

Но я не стала. На корабле недолюбливают тех, кто жалуется на товарищей по команде. Самое разумное все-таки разобраться самой.

~

В ту ночь с двенадцати до четырех у меня была свободная вахта. Я спала как убитая и проснулась, только когда в каморку заглянул мистер Буллворт и рявкнул, что моя рабочая вахта начинается через десять минут. Убирая койку, я осмотрела трос.

Это было трудно не заметить. В одном месте, прямо под петлей, ржавчина на тросе была стерта. Несколько металлических нитей разрезаны.

Пока я спала, кто-то пытался снова срезать мою койку. В темноте этот человек не заметил, что веревку поменяли на трос. Вероятно, он приоткрыл дверь, сунул руку в щель и полоснул ножиком, но понял, что койку так просто не срежешь.

Запихнув койку под верстак, я поспешила в кают-компанию, чтобы успеть позавтракать перед началом вахты. Никакой радости оттого, что я обманула своего тайного врага, я не испытывала. Наоборот, меня беспокоило, что он снова приходил и пытался мне навредить.

Кто это?

Ответ на свой вопрос я получила раньше, чем надеялась.

В кают-компании завтракал Джеофф. Вид у него был сонный. Он зачерпнул мне каши – едва теплой пригоревшей овсянки. Кок не любил рано вставать по утрам, поэтому завтраки у нас на борту были так себе.

Джонни Дойл и Падди О’Коннор уже поели. Джонни мусолил глиняную трубку, а Падди, как всегда, ковырял ногти большим складным ножом. Гладкое лезвие поблескивало в свете качающейся над столом керосиновой лампы. Я поднесла ложку ко рту, но замерла, глядя на нож Падди.

Посередине остро заточенного лезвия была зазубрина. А вокруг нее – затемнение, похожее на ржавчину.

– Чего зыришь, горилла? – глухо прорычал Падди.

Наши взгляды встретились. Его маленькие светло-голубые глаза были полны злобы. В эту секунду мы все поняли – и он, и я.

Джонни хмыкнул и вытащил трубку изо рта.

– Ну ты даешь, Падди. Обезьяны не отвечают на вопросы. Они не умеют говорить. Ты что, не знал?

– Да заткнись ты, – процедил сквозь зубы Падди, а потом встал и вышел из кают-компании.

Джеофф поднял голову и удивленно посмотрел ему вслед.

– Что это с ним?

– Понятия не имею, – ответил Джонни, пожав плечами. – Может, не с той ноги встал, кто его знает.

Глава 32

Шторм из Сахары

Честно говоря, мне полегчало. Хорошо, когда знаешь врага в лицо. К тому же я догадывалась, почему Падди меня не выносит. Многие кочегары, устав от каторжной работы у топки, надеются, что их повысят до мотористов. Думаю, Падди О’Коннора бесило, что мне, обезьяне, досталось место, на которое он метил сам.

Две следующие ночи ко мне никто не приходил. Когда я встретила Падди в кают-компании, он сделал вид, что меня не замечает. А что, если мне, подумала я, время от времени помогать им с Джонни в кочегарке? Но решила, что не буду. Вдруг они не так меня поймут – тогда это только усложнит дело. Лучше, как Падди, делать вид, будто ничего не произошло.

Шли дни. Вахта сменяла вахту. Чтобы не встречаться с Падди, я старалась не ходить в кают-компанию. Иногда в свободное время я оставалась в машинном отделении – ковала ключи или делала что-то еще. В хорошую погоду я сидела на корме, укрывшись от ветра за кормовой рубкой.

Однажды меня там нашел Джеофф. Он вытащил из кармана маленькие складные шахматы и спросил:

– Знаешь, что это такое?