Книга Завоевание твердыни - Кэтрин Джордж

Патрик медленно отпустил ее, отодвинув от себя.

— Я приехал в город как раз за этим. Но увидел тебя с Гэлбрейтом…

— Вот почему ты весь вечер был таким чужим. Ты ждал моего признания.

— Да. Кажется, это у Роберта Льюиса Стивенсона: «Самая страшная ложь часто произносится в молчании». — Он коснулся ее щеки и вздрогнул, когда она уклонилась. — Но как бы там ни было, никто из нас не сказал неправды. Это из-за мерзавца Гэлбрейта мы весь вечер были несчастны, а я — так целых два дня.

— Почему ты прямо не спросил меня о Тиме? — грустно пробормотала Эстер.

— Я хотел, чтобы ты сама мне рассказала.

Они смотрели друг на друга, и этот напряженный момент длился довольно долго.

— Я люблю тебя, Эстер, — в голосе Патрика слышалась нежность.

Эстер растаяла. От гнева ее не осталось и следа.

— Я тоже люблю тебя, Патрик.

Их словно притянуло друг к другу, и вот они уже стояли, обнявшись, и страстно целовались, стремясь смыть поцелуем боль сомнений. Казалось, этот поцелуй только что спас их от падения в бездну. Прошло немало времени, прежде чем Патрик смог наконец отпустить ее.

— Куда ты? — спросила Эстер, не желая отрываться от него.

— У меня есть кое-что для тебя, — сказал он, целуя ее в носик. — Это в машине.

Вскоре он вернулся с сумкой, в которой лежало что-то большое.

— Лайли одолжила мне вот эту вещь, — радостно сообщил он Эстер. — Только мы должны быть с ней осторожны и вернуть ее при следующей встрече в Эйвекоуте.

— Что это? — нетерпеливо спросила Эстер.

— Альбом Грейс Латимер. Она завещала его Лайли.

Они бережно раскрыли альбом.

— Лейтенант Латимер и его супруга, — сказала Эстер слегка охрипшим голосом. Она откашлялась. — Молоденькая Грейс была настоящей красавицей, правда?

Альбом был заполнен фотографиями лишь наполовину. После свадебных пошли фотографии молодоженов, снятые в Лонг-Уайватс в саду во всей его красе.

— Фотографий не так уж много, — разочарованно сказала Эстер, когда они дошли до пустых страниц. — Это все?

— Есть еще одна, — тихо произнес Патрик. — Открой последнюю страницу.

У Эстер дух захватило при виде последней фотографии. Ряды надгробий сиротливо белели на военном кладбище; на камне переднего ряда была выгравирована эмблема части и имя «Лейтенант В. X. Латимер, 1915».

— Бедная Грейс, — прошептала Эстер. Она осторожно закрыла альбом, положила на подушку рядом с собой и прижалась к Патрику. — Какая утрата! — Она устроилась у него на груди.

— Теперь ты понимаешь, почему я хотел показать его тебе дома, когда мы будем одни, — произнес он, крепко прижав ее к себе.

А Эстер вдруг нахмурилась.

— Если ты обедал с Лайли, кто же была та блондинка? Или Тим наврал?

— Нет, — усмехнулся Патрик. — Должно быть, его отец видел ее издалека. Лайли цепляется за уходящую молодость зубами и когтями. Она красится и носит парик из светлых завитых волос.

Эстер тут же повеселела.

— Когда я увижу ее?

— Когда пожелаешь. Я подумал, тебе захочется еще некоторое время подержать альбом у себя. Мы вернем его на следующей неделе.

— А знает ли Лайли что-нибудь по поводу столь частой смены владельцев дома после смерти миссис Латимер?

Патрик кивнул.

— Они все считали, что в доме обитает привидение.

— А ты?

— Нет, — улыбнулся Патрик. — Я лишь, так же как и ты, чувствую, что дом этот мой, что я жил здесь всегда. И никаких привидений, никаких ночных стуков. И, увы, призрак Грейс Латимер тоже ни разу мне не показывался.

Долгое время они сидели обнявшись. Наконец Патрик с неохотой шевельнулся:

— Мне пора домой.

Эстер, вздохнув, кивнула.

— В котором часу нас ждет завтра твоя сестра?

— Около часа.

— Надеюсь, я ей понравлюсь, — с беспокойством сказала Эстер.

— Конечно, понравишься. А если даже и нет, какое это имеет значение? — Патрик поднял ее голову и посмотрел ей в глаза. — Ты не просто нравишься мне, я без ума от тебя. — Он прищурил глаза. — Если бы я вдруг не понравился твоей маме, значило бы это что-нибудь для тебя?

— Нет, — сказала Эстер, вставая. — Но я рада, что на этот раз получила ее одобрение.

Патрик вскочил, нахмурившись.

— Разве твоей матери не нравился Ричард?

— Нравился. Но ей казалось, что он для меня слишком стар. — Эстер отвернулась. — Разница между моими родителями была двадцать пять лет, и, как я уже говорила тебе, мой отец умер, когда я была еще совсем маленькой. Поэтому мама и не хотела, чтобы я выходила замуж за человека гораздо старше меня. Она не хотела, чтобы со мной случилось то же, что и с ней. Но это случилось.

Патрик привлек ее к себе.

— Значит, это мой возраст сослужил мне добрую службу.

— Не скромничай, Патрик. Моя мать полюбила тебя. Как только увидела.

— Отлично. Но вот что все же важнее — любишь ли ты меня, Эстер?

— Да, — ответила она тоном, не вызывающим никаких сомнений. — Я люблю тебя.

Патрик крепче обнял ее и поцеловал.

— Я тебя тоже, дорогая.

На следующий день, когда Патрик зашел за Эстер, она была уже готова и ждала его. На ней было льняное платье цвета янтаря.

— Пойдет? — спросила она Патрика.

Он отодвинул ее от себя, оглядел с ног до головы и кивнул.

— Конечно, пойдет.

Дом на Эшдаун был современной постройки. Чем-то он походил на жилище Реймондов, но гораздо больших размеров, и сад был под стать дому. Эстер жутко нервничала. Патрик помог ей выйти из машины. Входная дверь открылась, и показался мужчина плотного телосложения, с темными седеющими волосами. Он, улыбаясь, протянул руку.

— Добрый день. Вы — Эстер, а я — Джек Баркли. Рад с вами познакомиться. Входите же, входите.

Эстер он понравился. Удивительно, но ничто в этом солидном мужчине не напоминало его светловолосых, стройных сыновей.

— Поздравляю с рождением дочери, мистер Баркли.

— Зовите меня Джек. — Он повел их через квадратный холл, где на видном месте красовалось знакомое Эстер зеркало в позолоченной раме. Они вошли в большую гостиную; заметно было, что ее заново отделали. — Мы недавно закончили ремонт в этой комнате, — пояснил Джек. — Здесь все еще чувствуется запах краски. Лидия его просто не переносит, поэтому обедать будем на террасе.

Эстер проследовала за хозяином на затененную деревьями террасу. Под навесом из полосатой материи стояли легкие стулья. Лидия Баркли в белой муслиновой блузе свободного покроя и розовых брюках поднялась с одного из стульев. Улыбаясь, она протянула руку: