Книга Мой сын маг - Кристофер Сташеф

— Рамон, — подняла брови Химена. — А дома ты сказал, что не хочешь ужинать — нет аппетита.

— Не было, — усмехнулся Рамон. — Но вот здесь, на новом месте, откуда-то появился. — Он приподнял крышку супницы, зачерпнул половником немного супа, старательно принюхался и осторожно попробовал. — Все правильно! Черепаховый суп! Надо же, здешнее волшебство разобралось даже в том, откуда был стишок!

— Наверное, ты не забывал об этом, когда цитировал, — предположил Мэт. — Мама, а ты вроде бы мне говорила, что в нашем доме готовишь по-прежнему ты.

— Ну, понимаешь... в этом году по вторникам и четвергам я занималась допоздна, — вздохнула Химена. — Теперь я, видимо, так и не закончу свою докторскую.

— Тут она тебе не понадобится, — заверил ее Мэт. — Лучше я организую для вас несколько уроков практической магии.

— Вот как? Теперь ты будешь учить своих родителей, да? — с улыбкой спросила Химена, но нотка обиды в ее голосе все же прозвучала.

Мэт покачал головой:

— Я творю чудеса, но не слишком хорошо разбираюсь в том, как и почему. Ну то есть какие-то основные правила я уяснил, но не более того. А все, что более того, я оставляю Савлу и брату Игнатию.

— Кто такой брат Игнатий? — поинтересовался Рамон.

— Маг-ученый, — ответил Мэт. — Савл познакомился с ним, когда разыскивал меня в этом мире. Так уж вышло, что заодно он сверг и злую колдунью, захватившую власть в Аллюстрии. Сам-то наш добрый брат Игнатий не слишком часто творит чудеса. Благодаря ему мы впервые задумались о том, что для произнесения заклинаний требуется талант. Я попрошу, чтобы он провел с вами вводный курс занятий.

Тут за окном послышался грохот — словно из пушки выстрелили, пол комнаты и стены содрогнулись. Мать покачнулась и ухватила супницу за ручки, чтобы та не соскользнула на пол. Правда, зеленоватый суп все же пролился на стол.

— Что это было? — прошептала Химена.

— Полагаю, вводный курс уже начался, — ухмыльнулся Рамон. — Может, объяснишь, сынок?

Глава 9

Они поднимались по винтовой лестнице внутри западной башни. Каменные стены замка сотрясались.

— А это безопасно? — спросил отец Мэта, бросив встревоженный взгляд на шагавшую рядом с ними Химену.

— Безопасно, если только на сей раз враги не явились с чем-нибудь новеньким, — ответил Мэт. — Но если мы не поспешим, Савл прогонит их еще до нашего прихода.

— А что за враги? — поинтересовалась Химена.

— Джинны, — буркнул Мэт.

Мать с отцом переглянулись и прибавили шагу. Мэт чувствовал гордость за родителей: впереди их ждала опасность, а они спешили ей навстречу, боясь, что упустят возможность увидеть ее.

— А откуда ты знаешь, что это джинны? — спросила Химена.

— Я их хорошо помню по сказкам, которые ты мне читала перед сном, — улыбнулся Мэт.

Мать с отцом снова переглянулись, только на этот раз удивление их было совсем другого рода.

Они вышли на крепостную стену, и по их барабанным перепонкам ударил дикий рев. К громоподобному хохоту джиннов примешивались звуки ударов громадных камней, которыми гиганты обстреливали стены замка. Химена и Рамон замерли, глядя на духов, которые, весело хохоча, швыряли огромные камни так, как бейсболисты швыряют мячики.

— Это действительно джинны, — протянула мать Мэта. А отец только таращил глаза. Наконец он глубоко вздохнул и слегка дрожащим голосом произнес:

— Знаешь, Мэтью, я не то чтобы в тебе сомневался, но все же мне очень не верилось во все это — суп там или еще что-то в этом духе.

— Теперь ты мне веришь?

— Да. Теперь, похоже, тебе верит даже мой желудок.

— Госпожа Мэнтрел! — К Химене спешила Алисанда. — Вам не следует здесь находиться — в особенности без доспехов. Вас могут поранить!

Но мать Мэта гораздо больше интересовалась джиннами. Она ткнула пальцем в их сторону и прокричала:

— Они мавританские!

— Да? — Мэт изумленно воззрился на гигантских гуманоидов, гадая, каким образом мать сделала тот же самый вывод, что и он. — Как ты догадалась?

— Посмотри, из какой ткани их тюрбаны и одежда! Ткань мавританская, не арабская!

Что тут скажешь? На взгляд Мэта, особой разницы не было, но ему не хотелось вступать в спор со специалистом.

А Химена подняла руку, словно уличный регулировщик, и принялась решительным голосом произносить иностранные слова.

Алисанда некоторое время не спускала глаз со свекрови, потом схватила Мэта за руку:

— Что она говорит?

— Она говорит по-испански, — ответил жене Мэт, а сам лихорадочно гадал: на самом ли деле это испанский, или все-таки какой-то ибирийский диалект? На языке какого мира говорила сейчас мать? — Вот только я слов не понимаю.

— Это древний язык, — объяснил Рамон. — Старинная песня, очень красивая. Речь идет о том, что принцесса-инфанта призывает своих солдат сразиться за ее честь.

Похоже, песня действительно созывала воинов. Все дозорные на крепостной стене обернулись к Химене, а Мэту ничего не оставалось, как лишний раз убедиться в том, что его мать достойна самых восхищенных взглядов. Произнося слова древнего языка, Химена как бы стала стройнее, выше ростом, обрела способность приказывать, притягивать к себе людей. Даже Савл обернулся и против своей воли шагнул к Химене. А собственный сын не мог отвести от нее восторженных глаз. Как сверкали ее глаза, как горело лицо! Мэт смотрел и смотрел на мать и поддавался ее чарам. Она просто светилась красотой.

Но не только мужчины-люди угодили под действие чар Химены. Джинны побросали свои булыжники и, лупая огромными глазищами, уставились на мать Мэта.

Глаза их затуманились. Джинны поплыли по воздуху к маленькой женщине, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее — так, словно их погонял ветер.

А потом вдруг джинны замерли, словно кто-то дернул их за невидимые веревочки. Они недоверчиво смотрели на Химену. Затем они снова задвигались в ее сторону, но теперь их глаза злобно сощурились.

Химена запела другую песню — сменился ритм, размер, мелодия, и интонация стала суровой, обвинительной.

Рамон не сводил глаз с жены.

— Ничего не понимаю, — признался отцу Мэт. — Слишком древняя форма испанского.

— Она укоряет их в безрассудстве, — пояснил Рамон. Химена вскинула руки и проговорила нечто тоном, напоминающим приказ.

— Теперь она велит им устыдиться и убраться прочь.

Глаза у джиннов снова остекленели. Джинны развернулись и поплыли прочь, становясь все более прозрачными, пока наконец не истаяли совсем.

Все стоявшие на крепостной стене будто языки проглотили и, не веря собственным глазам, смотрели туда, где только что в небе висели джинны.