Книга В Обители Крыльев - Мари Бреннан

– Ну что ж, если уж мы собираемся отправиться на погибель, так к чему медлить?

* * *

Согласно меркам современного скалолазания, сложность предложенного Фу маршрута можно счесть в лучшем случае средней, но уж никак не запредельной. Возможно, достаточной, чтоб отпугнуть случайного туриста, однако вполне посильной для тех, кто вооружен веревками, альпенштоками, кошками и техникой страховки. И этому я рада всем сердцем: окажись подъем несколько сложнее, мы не смогли бы добраться до седловины ни за что, и тогда не только моя жизнь, но и наука драконоведения, и даже весь мир в целом приняли бы совершенно иной облик.

Первая часть маршрута являла собою простой пеший переход через долину к подножьям соседнего пика Че-джа. Там мы взобрались на уже упомянутый мною хребет, прошли поперек нижних склонов горы и снова направились к темной башне Гьяп-це. Здесь путь нам преграждали две технические проблемы, для преодоления коих пришлось применить все мои скромные способности к скалолазанию без остатка.

Дабы достичь высшей точки траверса (отрога, позволявшего выйти на седловину), следовало подняться наверх по «камину», узкой вертикальной расщелине, по коей нужно взбираться изнутри, враспор – то есть, упираясь руками и ногами в ее стенки и удерживаясь на месте за счет силы трения. Труднее и опаснее всего приходится тому, кто идет первым, поскольку страховать его сверху некому и в случае падения он обречен. Этот камин тянулся вверх самое большее метров на пять, и наш ведущий мог избежать серьезных повреждений при первом ударе, но площадка у нижней части камина была такова, что после этого он сильно рисковал упасть с гребня хребта вниз, и тогда останавливать его падение пришлось бы идущим следом. Между тем, для этого мы не имели надежной точки опоры: ближе к камину относительно твердая скала сделалась хрупкой и начала угрожающе крошиться под ногами.

Первым в камин вызвался идти Фу. Чендлей уступил ему сию честь только ввиду того, что из нас пятерых Фу был легче всех, кроме меня, а значит, и удержать его, если случится самое худшее, было бы проще. С камином наш йеланский друг расправился в мгновение ока, однако я вряд ли сумела сделать хотя бы вдох, пока он благополучно не поднялся наверх. Вторым, страхуемый Фу, пошел Том, и я вновь затаила дыхание. Покончив с подъемом, Том протиснулся мимо Фу, закрепился сам, привязался к нему, и наверх отправилась я.

В горах Антиопы – точнее, в тех их частях, что считаются подходящими для хрупких женщин – нередко можно увидеть облаченных в юбки дам, поднимаемых вверх на веревках при помощи грубой силы мужчин наверху. Мало этого, опытным в скалолазании дамам наподобие мисс Колье или миссис Уинстоу частенько приходится вступать в энергичные споры, дабы уберечься от подобной помощи. Не сумев обойтись без нее в тот день, я оказалась бы в пиковом положении: скала наверху была столь же ненадежна, что и внизу, и, хотя Том мог бы привязаться веревкой к ближайшему валуну, втащить меня наверх, не подвергаясь опасности, они с Фу не могли. Да, меня страховали в четыре руки, однако взбираться наверх предстояло самой – иного выхода не было. К тому времени, как я выбралась из трещины, колени и плечи отчаянно ныли, треснувшее ребро (а то и не одно) отзывалось на каждое движение колющей болью в боку… но, нужно признаться, я немало гордилась своим достижением, и широко улыбнулась спутникам, занимая место в связке.

Второе препятствие мы, с общего согласия, окрестили Проклятой Трещиной. Несомненно, преграды более нелепой мне преодолевать еще не приходилось, и, надеюсь, никогда не придется. То был еще один камин, но такой узкий, что внутрь не удалось бы втиснуться даже ребенку. Единственный способ подняться наверх – заклинивать в трещине кисть или стопу, а свободной рукой и ногой нащупывать снаружи возможные точки опоры для продолжения движения. Инстинкт побуждает жаться к трещине как можно ближе, но этого делать нельзя: безопаснее всего – раскинуться как можно шире, словно в попытке обнять гору. Положение, надо заметить, не слишком-то обнадеживающее, и посему Сухайл по пути наверх без умолку упражнялся в изобретательности, слагая замысловатые проклятия на поразительной смеси самых разных языков.

Преодолев эту трещину, никакой гордости я уже не испытывала, поскольку совершенно выбилась из сил. С момента ухода из Лам-це Ронг мы поднялись как минимум на тысячу метров, а то и выше, и разница чувствовалась, да еще как. Малейшее напряжение сил вызывало сильную одышку, что приводило в ужас пострадавшие ребра, а сердце стучало так, словно вот-вот вырвется из груди. Конечно, теперь единственным препятствием оставался лишь относительно легкий переход через ледяной простор седловины к месту поисков, но от этого было ничуть не легче: казалось, руки и ноги весят втрое больше обычного.

Однако никакие силы в мире не заставили бы меня повернуть назад. Я с трудом примирилась даже с тем, что палатки пришлось разбить здесь же, у трещины, так как достичь иного укрытия до наступления ночи мы не успевали, а ветры в средней части седловины исключительно сильны. Данному факту следовало бы радоваться: если б не эти ветры, любые возможные находки оказались бы погребены под снегом на недосягаемой глубине, и все же за ночь мне, кажется, так и не удалось хоть на минуту уснуть.

Светает в подобных местах рано: на такой высоте солнце закрывают лишь несколько горных вершин. Но я проснулась еще до рассвета и, хотя воздух был чрезвычайно студен, этот рассвет оказался одним из самых ярких впечатлений всей моей жизни. Озаренные первыми лучами солнца, снежные шапки Че-джа и Гьяп-це засверкали ослепительным огнем, тогда как укрытые тенью склоны внизу еще оставались темны и мрачны. Контраста более разительного не сыскать на всем белом свете – даже в пустынях Ахии. Казалось, свет, нисходящий с небес, метр за метром несет ко мне жизнь, а с ее приходом изменился весь мир. Мучительные сомнения в правильности решения о поездке в Цер-нга уступили место глубочайшей уверенности в успехе наших поисков. Конечно, никакой научной основы для сих перемен настроения я бы найти не смогла, и все же значительно воспрянула духом.

Все это оказалось весьма кстати, как только мы тронулись в путь и оказались на открытом месте. Стоило нам выйти из-за спасительного склона Че-джа, ветер, несущий с собой множество мелких бритвенно-острых кристалликов льда, ударил по нам с силою сказочного исполина. С великой осторожностью двинулись мы вперед, на каждом шагу помня о том, что любая неловкость, любое падение может послужить толчком к началу лавины. Но главная опасность грозила нам с высоты: Гьяп-це несла на плечах колоссальный груз снега и была готова стряхнуть его вниз в любую минуту.

Естественно, все мое внимание было устремлено на ледники вверху и под ноги. Однако все мы, пусть и не покоряли могучих вершин, по праву делили с их покорителями редкие, бесценные впечатления. Мы знали, что, по всей видимости, первыми из людей ступили на эту землю, а, в зависимости от успехов целигеров-разведчиков, возможно окажемся и первыми, кому удалось бросить взгляд на необитаемые земли, лежащие к западу.

Западный склон перевала спускался книзу много положе восточного. Горы, тянувшиеся направо и налево, окружали величавой стеной центральный пик – почти совершенную пирамиду, казавшуюся выше самой Гьяп-це, царившую над местностью, будто королева среди подданных. Озаренная утренним солнцем, вершина ее сверкала, словно алмаз. Внизу, в тени, простирались долины, столь глубокие, что на дне их росли деревья и травы, местами еще не укрытые снегом. Все это вместе создавало образ настоящего горного рая.